Лейф смотрел на меня, застыв в полнейшей неподвижности, на что способны лишь вампиры или камни-любимцы
[8].
– Я всегда предпочитал «Гамлета», – наконец сказал он. – Сейчас я мог бы пить живую кровь и на дела способен, от которых я утром отшатнусь
[9].
Он повернулся на каблуках и быстро – пожалуй, слишком быстро для обычного человека – шагнул к двери своего блестящего черного «Ягуара XK» с откидным верхом.
– Теперь прощай. Пора
[10], – на ходу бросил он, прыгнул на сиденье, запустил двигатель и умчался прочь.
«Эй, если это была дуэль шекспировских цитат, то он только что надрал тебе задницу».
«Я знаю. Но я вставил строки Т. С. Элиота, а он не заметил. Будем надеяться, что в следующий раз я не буду приходить в себя после покушения на мою жизнь, и тогда у меня получится лучше».
Я все еще стоял, наклонившись вперед, не давая амулету снова коснуться груди, и мне требовалось что-то с этим сделать – но не хотелось ничего предпринимать на глазах у мистера Семерджана, который, несомненно, продолжал за мной наблюдать.
«Оберон, я хочу, чтобы ты перебежал на противоположную сторону улицы и сел на краю его лужайки, чтобы он мог тебя видеть».
«И все? Просто сесть? Потому что я больше не хочу ничего делать, пока он смотрит».
«И все. Я хочу, чтобы ты его отвлек, и больше ничего. С тех самых пор, как ты оставил ему подарочек, он ужасно боится, что ты сделаешь это еще раз. Он получил дар, который не перестает о себе напоминать».
Какая жалость, что мы с мистером Семерджаном не дружим. Толстый коротышка из Ливана, возраст которого перевалил за шестьдесят, исключительно легко приходил в волнение и невероятно громко шумел. Наверное, с ним было бы забавно посмотреть бейсбольный матч. Мы могли прекрасно поладить, если бы он не вел себя как болван с того самого момента, как я здесь поселился – с тем же успехом можно сказать, что утопленник мог бы жить, если бы умел дышать под водой.
«Ладно, но я хотел бы получить за это колбасу».
«Договорились. И мы все равно потом отправимся побегать».
«Подожди. Он ведь не помнит, что случилось в парке Папаго, правильно?»
Оберон имел в виду несчастный случай, в результате которого погиб парковый рейнджер, а мистер Семерджан попытался нас подставить.
«Нет. Лейф об этом позаботился, прибегнув к своему патентованному вампирскому способу стирания памяти».
Эта мысль заставила меня вспомнить, что иногда бывает очень полезно иметь среди друзей вампира; я надеялся, что Лейф не станет долго на меня обижаться.
«Ладно, думаю, будет весело. – Оберон потрусил на противоположную сторону улицы, щель между жалюзи сразу увеличилась, мистер Семерджан перестал прятаться. – Я вижу его глаза».
Пока эти двое пожирали друг друга глазами, я продолжал брать силу у земли, а заодно вызвал густой, но сильно локализованный туман. Аризона славится своим сухим воздухом, однако в первую неделю ноября, с приближением грозы, не так уж трудно связать немного паров воды. Пока туман собирался, я занялся исцелением обожженной кожи, и на этот раз у меня получилось гораздо лучше – ведь сейчас амулет не обжигал ее быстрее, чем я успевал лечить.
Однако амулет все еще оставался горячим, так что мне пришлось наклониться вперед, когда я направился к садовому шлангу и включил воду, предварительно проверив, успел ли сгуститься туман. Я все еще видел Оберона, который сидел под уличным фонарем, но не у окна мистера Семерждана, так что этого было достаточно. Я поднял руку, чтобы защитить лицо от пара, и направил струю воды на амулет.
Он зашипел, пар стал подниматься фонтаном, но через несколько секунд амулет заметно охладился.
«Послушай, кажется, он собирается выйти», – доложил Оберон.
«Все нормально. Просто оставайся там и смотри на него. Ну, и помаши хвостом, если сможешь».
«Я не могу. Он мне не нравится».
Я услышал, как мистер Семерджан выскочил из дома и сразу принялся страшно шуметь.
– Проваливай отсюда, грязная шавка! Кыш-ш! Уходи прочь!
«Кажется, он назвал меня шавкой? Каков грубиян! Послушай, у него в руках свернутая в рулон газета».
«Если он направится к тебе, зарычи на него».
«Круто. Он идет».
Я услышал, как Оберон угрожающе зарычал, и категорические приказы мистера Семерджана тут же сменились на пронзительные мольбы несколькими октавами выше.
– Эй! Милая собачка! Не уходи! Хороший песик!
«Должно быть, он решил, что я глупый. Он идет ко мне с газетой в руке, собираясь стукнуть по голове, говорит «хорошая собачка» и думает, будто я забуду остальное? Пожалуй, на него следует пару раз хорошенько гавкнуть».
«Давай».
Амулет быстро охлаждался; еще через несколько секунд его можно будет опустить на грудь, и он больше не причинит мне вреда. Оберон злобно залаял, и голос запаниковавшего мистера Семерджана тут же перешел на диапазон Мэрайи Кэри
[11].
– О’Салливан! Отзови свою собаку, будь ты проклят! Иди сюда! Откуда взялся этот гребаный туман?
Вполне довольный, я выключил воду и выпрямился, позволив амулету вновь опуститься на грудь. Кожа еще не совсем исцелилась, но мне стало гораздо лучше, и я полностью контролировал боль. Неспешной походкой я двинулся к сидевшему на прежнем месте Оберону.
– Итак, – спокойно сказал я, выходя из тумана под бледный свет солнца и останавливаясь рядом со своим псом. – Что вы шумите, мистер Семерджан? Моя собака сидит и даже не помышляет о насилии.
– Он не на поводке! – пролопотал он.
– Вы тоже, – заметил я. – И если бы вы не подходили к нему с угрожающим видом, он никогда бы не стал на вас рычать, не говоря уже о том, чтобы лаять.
– Это не имеет значения! – заявил Семерджан. – Он не должен свободно бегать по улице! И он не имеет права находиться на территории моей собственности! Я позвоню в полицию!
– Насколько я помню, когда вы в прошлый раз позвонили в полицию, чтобы на меня пожаловаться, вас вызвали в суд за ложный звонок в 911, разве не так?
Лицо Семерджана стало пурпурным.
– Убирайтесь с моей собственности! Оба!
«Отступи назад, к улице вместе со мной, чтобы мы оба исчезли из виду, – сказал я Оберону. – Давай».
