Он согласился уехать, однако не скрывал при этом своего раздражения и отвращения. Я пришел к выводу, что вероятность его возвращения вместе с друзьями – пятьдесят на пятьдесят. Мы не стали желать ему доброго пути.
Я нашел свои выбитые зубы и решил, что сумею поставить их на место и исцелить, если посплю одну ночь на земле. Мораллтах вместе с ножнами я обнаружил возле дыры на полу. Однако Лейф бесследно исчез.
Малина присоединилась ко мне, когда я встал в том самом месте, где он спрыгнул с третьего этажа. Мы посмотрели вниз, но не обнаружили там никаких следов.
– Я сожалею о Богумиле, – тихо заговорил я. – И о Вацлаве.
Я ничего не стал говорить о Родомиле, Эмили и остальных ведьмах, погибших в Сьюпестишен.
– Благодарю, – едва слышно ответила она.
– Ты случайно не знаешь, что случилось с Лейфом?
– Я видела, как он падал, – ответила Малина, тихонько всхлипнув. Она вытерла уголок глаза и кивнула. – Он был между мной и Богумилой. Не думаю, что раввин успел что-то заметить, хотя как он мог пропустить горящего вампира, я не понимаю. Лейф побежал на восток по Пекос; больше мне ничего неизвестно. Я оставалась на своем посту – ведь другие ведьмы могли попытаться сбежать.
Я посмотрел на восток. Фонари на северной стороне улицы освещали несколько зданий, но дальше царила темнота.
– На восток, ты говоришь? Туда, где пустоши? – Я показал рукой.
– Я не знаю, – сказала Малина. – Наверное, нужно проверить.
На парковку въехал грузовой автомобиль-рефрижератор Антуана, когда наш небольшой конвой спортивных машин сворачивал на Пекос, аккуратно огибая голову голема, выброшенную Лейфом через крышу. Тело Богумилы бережно уложили в «Мерседес» Роксаны. Мы помахали и пожелали Антуану и его вурдалакам bonappétit. Его банда очистит здание еще до рассвета, оставив лишь груды камней и дыры в стенах, полу и крыше – и пусть полиция строит свои гипотезы.
Я ехал вместе с Малиной и Клаудией в «Ауди». Клаудия сидела у меня на коленях, развернувшись ко мне лицом, а ее рука, затянутая в кожу, лежала у меня на плече. Кончиком пальца другой руки она гладила мою несчастную челюсть. Клаудия сочувственно ворковала, я же не мог отвести взгляда от ее губ.
– Клаудия, прекрати, – сказала Малина. – Сейчас не время дразнить мистера О’Салливана.
В голове у меня тут же прояснилось, и я содрогнулся, глядя на знающую улыбку Клаудии. Она наложила чары на свои губы – как Малина на волосы.
Я был рад, что поездка получилась короткой; Клаудия умудрилась отыскать лазейку в нашем договоре о ненападении. Польские ведьмы уже второй раз испробовали на мне чары обольщения. В конце концов, мой амулет перекрыл действие заклинания Малины, и я не сомневался, что с Клаудией произойдет то же самое, но и в том, и в другом случае чары воздействовали на меня достаточно долго, чтобы ведьмы могли причинить мне вред – если бы захотели.
– Все в порядке, – жизнерадостно сказала Клаудия. – Думаю, мы друг друга поняли. – Она похлопала меня рукой, которой гладила челюсть, по груди. – Не так ли, мистер О’Салливан?
Я кивнул и обратил свой взгляд в темноту ночи. Она давала мне знать на будущее, что столь же опасна, как и Малина.
В четверти мили к востоку по Пекос мы обнаружили обгоревшего и почерневшего Лейфа, лежавшего лицом вниз на пустой, усыпанной гравием площадке, рядом с траншеей обугленной земли. Очевидно, он сумел погасить адский огонь, но после этого силы его оставили.
– Он не мертв, – сказал я, когда ведьмы собрались вокруг него.
– Он мертв, – не согласилась Берта.
– Ну, да, ты права, я имел в виду, что с ним все будет в порядке. Все еще мертв. Но с ним все хорошо.
– А как ты? – спросила Малина. – Твое лицо выглядит так, словно по нему прошлись молотком для отбивания мяса.
– Со мной все будет отлично, – заверил ее я. После контакта с землей я уже чувствовал себя лучше. – Просто помогите мне доставить Лейфа к его машине.
Часть Лейфа отвалилась, когда мы его подняли. Один из пальцев рассыпался в прах, как пепел скрученной вручную сигары.
– Ой! – воскликнула Казимира, когда это заметила.
– Все в порядке, – сказал я. – Он снова вырастет. Я думаю.
Мы вытащили ключи Лейфа из обгоревших джинсов и решили, что для его и моей безопасности ему лучше совершить путешествие до Темпе в багажнике. Клаудия предложила сбегать за его машиной.
– Только не вздумайте сказать ему, что мы так с ним поступили, – предупредил я, когда мы засунули его задницу в «Ягуар». – Не думаю, что он перенесет такое спокойно.
Берта захихикала.
Я попрощался с ведьмами и выразил надежду, что они будут процветать и снова станут сильными. Это был язык дипломатии, но сейчас требовался именно он.
Доктор Снори Йодурссон уже находился в моем доме – смотрел «Братство кольца» с моей ученицей, так что мне не пришлось искать того, кто занялся бы исцелением Лейфа. Снори сказал, что он ограбит хранилище консервированной крови, более того, он оказался настолько любезен, что поставил на место мои зубы, прежде чем я улегся на землю на заднем дворе, чтобы исцелиться. Снори даже обещал не брать с меня денег.
Когда я с благодарностью растянулся на знакомой траве моей лужайки, а встревоженный Оберон устроился рядом, я надеялся, что ближайшее будущее принесет мне хотя бы немного спокойствия и мира. Я устал от проблем и постоянного процесса утраты ушей, и если этот хаос немного уймется, я смогу исцелиться, оплакать погибших и сосредоточиться на том, что делать дальше.
Пустошь требовала моего внимания, я слишком долго откладывал эту работу.
Эпилог
Я редко принимаю форму оленя. Хотя это самый крупный из доступных мне обликов, олень стоит слишком низко в пищевой цепочке, а потому почти всегда мне больше подходят другие формы. Но когда нужно перенести пятидесятифунтовые мешки с верхним слоем почвы на мили по пересеченной местности, ничего лучше не придумаешь.
Грануаль и Оберон меня сопровождали и даже кое-что взяли сами, когда мы отправились в опустошенную зону вокруг Хижины Тони. Они несли инструменты, наш ланч, одежду для меня и голубую агаву. У меня были упряжь и волокуша, так что я мог тащить 450 фунтов верхнего слоя почвы, богатого бактериями и питательными веществами.
Когда мы добрались до края пустоши, сердце едва не разорвалось у меня в груди; до Хижины Тони оставалось четыре мили, и нам предстояло исцелить огромный участок. Если Хижина Тони находилась в центре идеального круга, значит, нас ждала работа на площади в пятьдесят квадратных миль. Мертвые деревья и кактусы превратились в комья высохшей ткани, натянутой на деревянные ребра. Весь кустарник сгорел, стал мертвым и окаменелым: исчезли муравьи, насекомые, бактерии и грибы, которые могли питать новую поросль весной. Но нам нужно было с чего-то начинать.
