Да, в прошлый раз. Хоббс искал нас, когда мы нашли госпиталь.
Верно. Но мы находились там довольно долго. Почему он не появлялся, пока мы не нашли госпиталь?
Я не знаю.
А затем Хоббс пришел в раздевалку, когда в ней были мы, не так ли?
Да, после нашего разговора с Непстедом.
Верно. Зачем ему было ждать, пока мы не закончим?
Этого я тоже не знаю.
Подобное случалось и раньше. В прошлом году, когда мы только прибыли.
Да, когда Лайл обыскивал наши комнаты и едва не нашел мой сотовый. Как если бы он точно знал, где он находится. Когда он не увидел его, то сильно удивился.
Верно.
И когда в медцентре мне делали МРТ, Лайл напал на меня, зная, что я там. И еще когда я пошел в пещеры в первый раз.
Да, и так с самого начала.
Но кто? Я всем так или иначе говорил, что мы собираемся делать.
Это еще не известно.
Как мне узнать?
Придется ждать.
Чего?
Визита одного из них. Он будет пытаться склонить нас к сотрудничеству. Будет апеллировать к нашим чувствам и нашему разуму. А они постараются убедить нас, что это единственный способ спасти наших друзей.
Уилл, ничего не говоря, пялился в зеркало. Его сердце колотилось как бешеное.
Кто бы ни появился первым, это будет тот, кто нас предал.
Уилл услышал шум за дверью. Замок открывался. Кто-то пришел.
№ 35: В ТРУДНЫЕ ВРЕМЕНА НЕ СДАВАЙСЯ.
Отражение в зеркале сменилось, и Уилл увидел самого себя, молодого и ранимого. На его глаза навернулись слезы. Он вытер их, стараясь стереть эмоции с лица, пока никто не увидел.
Дверь распахнулась. Мистер Хоббс, или Эдгар Сноу, зашел в комнату. По-акульи спокойный и уверенный, в черной ветровке и шапке. Уилл обернулся и с ужасом понял, что почти рад его видеть – человека, которого он ненавидел и боялся больше всего в мире. Потому что это значило, что ему не нужно думать над тем, что он только что узнал.
Не прямо сейчас.
Хоббс остановился. Сняв шапку, он стал выглядеть почти дружелюбно.
– Как ты себя чувствуешь, Уилл? – поинтересовался он.
– Чего вы хотите? – холодно спросил Уилл вместо ответа.
Хоббс замялся.
– Ну, ты должен знать, мы не хотели, чтобы так вышло.
– Сейчас я не буду с вами драться, – резко сказал Уилл. – Если вам от этого легче.
– Ты не обязан облегчать жизнь кому-то, кроме себя.
– Почему вы не уточняете, как я могу облегчить себе жизнь, Эдгар? И кого из моих друзей или близких вы искалечите, если я этого не сделаю?
Взгляд Хоббса стал ледяным, но он прикрыл это змеиной улыбкой.
– Если ты действительно хочешь сотрудничать… Первый шаг ты уже сделал, показав, где лежал Резак, хоть и непреднамеренно. – Хоббс жестом пригласил его выйти. – После тебя.
Уилл старался выглядеть расслабленным и уверенным, выходя через дверь. Он подгрузил Сеть и обнаружил тепловой контур в десяти шагах слева от себя. Кортни.
Лучше не показывать, что я ее вижу.
Уилл смахнул Сеть и прошел мимо Кортни по коридору. Хоббс следовал сзади и ближе не подходил.
– Пожалуйста, в первую дверь направо, – сказал он.
Уилл свернул, куда ему было сказано, и оказался в высокой просторной комнате. Ему пришлось заслонить глаза от яркого солнечного света, врывавшегося в комнату через высокие окна. Кирпичные стены, неприкрытые стропила, высокие потолки, обшитый деревом пол. И все выкрашено в почти ослепляющий белый. Мельком глянув в окно, Уилл понял, что это Крэг, а именно: коридор, соединяющий две башни замка.
Почти всю длину комнаты занимал деревянный стол и двадцать стульев с высокими спинками. На дальнем конце стола было сервировано два столовых набора. На серебряном подносе стояли напитки, тарелки с фруктами, хлебом и сыром. В центре стола лежал деревянный ящик квадратной формы. Он выглядел знакомым, но Уилл не мог вспомнить, что это. Ближний край стола занимали три монитора из того же черного металла, что и ноутбуки.
Хоббс жестом пригласил его присесть в конце стола.
– Угощайся, если голоден.
– Я сыт. И лучше постою.
– Как хочешь, – бросил Хоббс, усаживаясь во главе стола. Он взял пригоршню виноградин и съел их, шумно и медленно, не сводя тревожного взгляда с Уилла.
Даже не используя Сеть, Уилл почувствовал, как Кортни вошла в комнату и остановилась в паре шагов от него. Уилл подошел к столу и налил апельсинового сока в бокал.
– Я слушаю, – сказал он.
Хоббс как-то криво улыбнулся и показал на экран слева. Он сложил пальцы, а затем раскрыл ладонь. Экран увеличился втрое и замелькал.
Возникло изображение закрытой комнаты, похожей на тюремную камеру. Ник неугомонно ходил взад-вперед, а камера следила за ним. С другой стороны комнаты была решетка, и Ник выглядел, как леопард в клетке. По виду стен Уилл решил, что комната располагается где-то в замке, может быть, в одном из бесконечных подземелий.
Хоббс показал на средний экран и расширил его тем же жестом. Уилл узнал круглую комнату башни, в которой лежали коробки с архивными документами. Камера под потолком показала Аджая. Он сидел на полу, скрестив ноги, и читал какие-то бумаги.
Затем Хоббс показал на экран справа, он тоже увеличился. Появилось изображение анатомического театра, вероятно, того, который они нашли в подземном госпитале. Дневная лампа давала яркий свет, прямо под ним медперсонал в масках привязывал кого-то к операционному столу.
Брук. Готовясь к операции, бригада хирургов ремнями привязала ей руки к столу.
Значит, она не спаслась. А что с Элизой? Где ее держат?
Возможно, это все было постановкой, «Рыцари» испытывали какую-то извращенную гордость по поводу своего драматургического мастерства, но скрытая угроза привела Уилла в бешенство. Ему потребовалось все его самообладание, чтобы не обрушить на Хоббса всю свою мощь. Но что-то сделать было необходимо.
Он повернулся и пролил сок на Кортни, проявив ее фигуру. Она гневно вскрикнула.
– Ой, извини, – произнес Уилл. – Я тебя не заметил.
Хоббс едва не рассмеялся. Он взял большую салфетку и кинул ее Кортни. Она поймала салфетку в воздухе и, вытираясь, направилась к двери.
Когда Кортни вышла, в комнату вошли двое других ребят. Первым был Дэвис из класса Кортни, парень с железным кулаком, который держал Ника в пещере. А второго Уилл узнал не сразу, тот выглядел гораздо крупнее и мускулистее, чем он помнил. Его челюсть и шея выглядели карикатурно большими, почти что пародией на мужественность, но угрюмая привлекательность и румянец на щеках могли принадлежать лишь одному человеку.
