Люба, продолжая теребить руку Саши Полковника, шептала, брызгая слюной:
– Отпусти, скотина… Мы же договорились… подумать… а ты так сразу…
Полковник спокойно, но уверенно отстранил девушку. Отпустил Романа и, разведя руками, сказал, улыбнувшись:
– Ладно. Две недели у тебя есть, – повернувшись к Роме, одобрительно скривил рот и добавил:
– Рыцарь… хвалю. Ну, пока, бродяги. Жду… две недели.
Он ушёл в лабиринт стоянки. Чёрный человек с поднятым воротником…
Глава 13
Настоящий Полковник
Полковник последнее время спал нервно и чутко. Он просыпался от любого шороха, садился, свесив ноги, на кровати и жадно пил воду из бутылки, всегда стоявшей рядом. Его бросающаяся в глаза холодная расчётливость и непреклонная решимость в действиях и поступках давались ему не так легко, как могло показаться. У него было полно комплексов и почти фобий, мешавших ему жить. Полковник боролся с ними, но не всегда успешно. Оставаясь наедине, невидимый для других, он мог расслабиться и немного поддаться своим слабостям. Последние годы, после увольнения со службы, внесли сильные коррективы в его поведение и его настроение. В армии – было всё не так просто, как принято считать. Живи, мол, по уставу – завоюешь честь и славу. Нет. И там полно нюансов. И подлецов много. И карьеристы, все почти. И подонки встречаются… Но их видно. Им чаще говорят в глаза правду. Чаще бьют морду. В большом мужском коллективе не спрячешься за дверью своей квартирки. Не сможешь оскорбить товарища безнаказанно. Сделал – отвечай, или не делай гадости. Обучение через ответ. Ответ жёсткий, но справедливый. В армии всё проще в стадии выяснения отношений. «Что у вас, рук нет? Орёте, как бабы», – часто говорили в начале военной карьеры старшие сослуживцы. Конечно, в этом была и мальчишеская бравада и пафос, и гипертрофированная романтика героического предназначения… Но разборки в туалете были обычным повседневным фактом. Как умывание, утренняя зарядка и прочее… Хам знал – хамство просто не сойдёт с рук. И прежде чем сказать, человек думал.
А вот после увольнения… Условности гражданского быта, с его многочисленными глупыми устоями, не пошли, как говорят, Полковнику в масть. Он сдерживал себя, чтобы не сказать подлецу, что тот подлец. Терпел чванство и ханжество высокомерных начальников… В армии тоже командиры были разные. Но там всё решалось прямо и чётко. Особенно в боевой обстановке. Ещё со времени обучения в военном училище он уяснил главное правило. Делай как должно – и будь, что будет. Принцип не срабатывал после увольнения. Все вокруг делали «не как должно». Но у многих всё получалось. Он пытался делать по совести… И ему приписывали странное – «по понятиям». Ну, раз «понятия» совпадают с его жизненной позицией, значит – он по ним живёт.
С самого раннего детства Саша больше всего боялся показаться трусом в глазах других. Не сама трусость его пугала, а страх перед ней. Он боялся, что кто-то догадается, как ему бывает страшно. Он специально шёл на риск, прыгая с «тарзанки» в воду, стоял на краю карниза высотного дома, ходил по брусу под самой крышей полуразрушенного завода, лез в драку, гонял на мотоцикле – и всё, лишь для того, чтобы показать окружающим свою смелость.
Как-то, уже в армии, будучи командиром роты, он разговорился с товарищем, настоящим служакой, героем двух войн. Хотя лет ему было меньше тридцати. В армии быстро взрослеют. Вечер был длинный и запойный. Разговор мужской и честный.
– Вот скажи мне, майор, ты боишься? – спросил пьяненький Саша.
Майор посмотрел прищуренным глазом, выпил рюмку, крякнул и, покачав головой, только развёл руками.
– Ну. Да? Или нет? – ещё раз спросил Саша.
– Ты ждёшь, что я тебе начну втирать про дураков, которые не боятся ничего?
– Не знаю…
– Ждёшь… Ищешь подтверждение общего заблуждения, что, мол, бесстрашных людей не бывает… и всё прочее… И вот, когда я это скажу… Ты обрадуешься. Потому, что сам борешься со своим страхом…
– Борюсь. А как ты понял?
Майор налил ещё по рюмке, поднял свою и задумался, явно не зная, с чего начать. Он шевелил губами, жевал ус, стряхивал крошки со стола на пол. Заговорил же – тихо, опустив глаза:
– Ещё в военном училище я заметил фигню… Ну, знаешь на курсе молодого бойца – обкатка танками?
– Знаю – ерунда… окоп крепкий. Пригнулся, нырнул под броню, а когда сверху прогрохотало – вылезай и бросай противотанковую…
– Вот. У нас парень был… Лёнька Пантелеев. Он, кстати, из-за имени и фамилии страдал. Даже в училище брать не хотели. Но взяли… Голова у него была – во! Умный, как Келдыш. Но…
– А при чём тут Келдыш?
– Не важно. Давай выпьем…
Они опрокинули. Закурили. Майор продолжил:
– Парень умный но… так боялся танков… Просто трясло. Оказывается, в детстве, в деревне – трактора испугался. Это потом узнали. Фобия. Его, бля, к армии-то подпускать нельзя… А без обкатки к присяге и не допускают. Что делать? Ротный говорит: «Кто парню поможет, тот докажет, что настоящий будущий офицер». Я – помог. Вдвоём пошли. А окопчик был не в полный профиль, а так… Нарушение, конечно. Не знаю, я бы своих бойцов не пустил. Но тут. Курсанты – белая кость. Помнишь?
Саша кивнул.
– Лежим. Прёт старенький Т-64АК. Далеко ещё… Время есть убежать. Грохочет. Дождик моросит. Траки скользят. Лёнька подвывает, зубами стучит, белый весь, но сидит, а мне ржать охота. Не могу! Они-то там думают, что Лёнька плачет, а это я ржу. Лёнька на меня смотрит, губы трясутся. Я – заливаюсь. Говорю ему в ухо: «Вспомнил, как в школе на уроке литературы, за окном грейдер работал. Трещал – училку не слышно. Вот кореш мой и говорит – пёрдну, мол, и никто не услышит. И пёрднул. Громко! Только в этот момент грейдер заглох!» Лёнька смотрит на меня и сквозь слёзы – улыбка… Прошли обкатку, как по маслу. А у Лёньки фобия прошла. Я потом стал замечать – как стрёмно всем – на меня веселье находит. Всё соображаю, действую, а страха никакого. После училища – ТУРКВО. Оттуда в Афган. Правда уже под самый конец – в восемьдесят восьмом… Уж сколько меня ругали, бля? И грозились в двадцать четыре часа, и погоны снять, и в «дурку» отправить… Не знаю, что такое «бояться», и всё тут. Думали – понты. Стали они меня испытывать. Ночью – пошёл караул проверять. Иду с разводящим и сменой, вдруг – шорох сильный за колючкой. Разводящий со сменой – упали, оружие к бою. Я чую, как зверь прямо – нет для меня опасности. Подхожу к колючке, а с той стороны дракон в фуражке… И главное, видно его… под фонарём как раз. Натуральная рожа, серая и язык раздвоенный плюётся. Разводящий даже с предохранителя не снял, так обосрался. Ну, понятно, был бы с той стороны дух, или боец какой. А то чудище. А мне хоть бы хны. Подхожу ближе – вижу. Наши придурки, бля – варана привязали. Фуражку на него… Уж и не знаю, как держится. Он шуршит, но лапы-то связаны. Я смену поднял. Крикнул шутникам, что думаю, и пошёл дальше. А этого варана, со связанными лапами, потом развязали, а он хвостом солдату ногу сломал. Ну, ему оформили документы… представление – «За БЗ» и – домой… Но это позже было…
