И вот теперь эту байду Иванов, сотоварищи, впаривает Совбезу! Я задаю себе нескромный вопрос – «Кто из нас агент? Я, который пытается подорвать эту чёртову бандитскую власть, или они – разворовывающие, с умным видом, под маской секретности, и без того трещащий по швам бюджет страны?» И отвечаю однозначно – «Они!»
Можете спокойно идти спать, или пить пиво с виски. Ничего у них не получится. Деньги давно поделены и распилены. Поработают, пыль в глаза напустят и закроются. Так что, господа империалисты, – жуйте рябчиков с ананасами и не переживайте.
Искренне ваш…
Полумрак комнаты придавал беседе черты таинственности и загадочности. Люба сидела, поджав ноги под себя, на диване. Рома – напротив, в кресле. Люба, пряча то и дело лицо в ладонях и тряся копной волос, говорила почти шёпотом, с придыханием выдавая слова порциями:
– Ромочка… милый мой мальчик… ты просто… да что я говорю… Ты не знаешь его… Он… ты бы видел его ребят… просто скажи мне… правда, считаешь, что я в сговоре? Нет… я ему, в начале ещё нашего с тобой знакомства, дала согласие… да нет… шутка… просто так вышло… А он… вон как получилось. Но секретов то ты никаких не сказал ему… Всё хорошо… Он слово сдержит…
Роман молчал, стараясь не смотреть на девушку. Полумрак скрывал горящие уши и слезящиеся от обиды глаза. Он верил ей, но обида и злость мешала сделать шаг навстречу Любе и забыть Полковника. Забыть их разговор в кафе. Он ведь действительно ничего не рассказал. Проект работает. Никаких сложностей. Кривых доволен. Опыты начались. Лапоть, ну то есть Лаптев Евгений Иванович – в завязке и что-то там придумал уже. Всё по плану.
– Знаешь, Любаша, я не предатель… Да, нет… не то… Не люблю играть на два фронта. Но мне твой Полковник…
– Но почему мой? О господи… Почему мой? – Люба попыталась коснуться головы Романа. Он мягко, но уверенно отстранил её руку.
– Не важно. Твой случайный знакомый… понравился…
– В каком смысле? – Люба удивилась.
– В самом прямом… Смотри. Я работаю в лаборатории Петра Мироновича. Он меня взял. Он мой благодетель. Так? – Бесспорно! Я рассказал первому встречному, даже когда мне ничего, в сущности, не угрожало, чем занимается наша контора. Так? Опять бесспорно! А мне не стыдно! И мне не противно! Но мне противна фальшь и ложь, окружающая этих людей, этого господина Кривых, эти никому не нужные эксперименты. Хомич, со своим странными секретами. Все напыщенные, глазки бегают. Всего боятся. Разговоры только про счётную палату да Следственный комитет. К чему такая имитация работы? Я совсем недавно в проекте, и то понял, что смысл его – украсть больше денег. Причём, обставив это воровство красивыми фразами. Имитацией научного процесса. Докладами про чёрте что. Но на выходе-то ноль. Один, огромный… и без палочки! А у Полковника всё ясно. Пришёл, сказал, что надо ему. Получил – пожал руку, и всё!
– Наехал! Наехал он, сука. И меня перед тобой выставил…
– Может, и наехал. Только, кажется мне, он лучше их… – Все они козлы конченные. Все только за бабки усераются. И Полковник такой же. Ты тоже мне – «правильного» нашёл.
– Нет правильных и неправильных. Все мы грешники. Есть прямые люди, и с ними проще. Пусть они враги или неприятели. Пусть. Но они настоящие. Они с открытым забралом. А мои, с позволения сказать, коллеги, простые ублюдочные крысы. Крысы с патриотической мишурой и фиговым листком из лозунгов и призывов. А Полковник… Он смотрит в глаза собеседнику… и не врёт… по-моему… хотя не знаю.
Люба смотрела на Зюлькинда, явно не всё понимая. Он говорил, казалось, простые вещи, но вещи эти были уж больно оголены и не прикрыты. Так не принято. Так мы все – не говорим и не делаем. Тех, кто делит мир на чёрное и белое – мало. Больше тех, кто оперирует полутонами. И не потому, что они более интеллектуальны или умны, а потому, что так проще жить. Меньше конфликтов. Люба не знала этого, но чувствовала это. Она с детства понимала – правду человеку говорить опасно. Никто не желает узнать о себе правду. Да её никто и не может знать. Попробуйте сказать своему учителю математики: —«Самуил Яковлевич, вы некрасивый, вонючий, с волосатыми ушами и перхотной головой ублюдок, который привык бояться жены, директора, собак, но отыгрывается на учениках!» Попробуйте. Что из этого получится? Или на глупейший вопрос почти всех женщин: «Сколько мне лет, как вы думаете?», ответьте правду. Она, в лучшем случае зарыдает. Комплименты – дань традиции, а не констатация факта. Так же всё и в политике, бизнесе, работе. Правда – это ложь, во имя правды. Мудрёно? Может быть. Вот и Люба не понимала возмущения Романа. Она считала – любой на месте руководителя проекта поступил бы так же, как и его начальник. Если есть деньги, их необходимо попробовать взять! Что тут странного? Роман говорит о вещах ей незнакомых и непонятных. Но, как искренне, чёрт возьми. С него будет толк. Она слушала и незаметно для себя перестала понимать смысл его слов. А Роман всё говорил, словно ища себе оправдание. А в конце – встал, поправил очки и, опустив голову, невнятно пробурчал:
– Короче… мне нужно встретиться с Полковником. – С кем? – Люба словно очнулась, широко раскрыв глаза, полные тревоги и удивления.
– Саша… Полковник… срочно.
Встреча состоялась. Роман приехал раньше на полчаса к месту, оговоренному заранее Любой и Полковником по телефону. Он приехал один. Долго ходил около ресторана, не торопясь зайти. Обдумывал свою речь и своё поведение. Ему очень хотелось не разочароваться в этом человеке. Задавая себе один и тот же вопрос: «Для чего всё это я затеял?», Зюлькинд неизменно находил один и тот же ответ: «Кривых и компания – жулики. Не могут такие люди быть полезны государству. Они враги! А значит, и он, раз в одной с ними команде». Ровно в тринадцать часов Рома вошёл в заведение. Саша Полковник уже сидел за столиком. Как же он прошёл, что Рома не заметил? Странно, но и этот факт сыграл положительную роль в закреплении мощного образа Полковника. Присев на край стула, напротив своего «виз-а-виз», Зюлькинд стал мять салфетку, судорожно пытаясь начать разговор. Его спас Саша, предложив меню, которое до этого безуспешно пытался подать Роману официант.
– Выбери поесть. Здесь нормально кормят. Я лично предпочитаю борщ с пампушками. Жаль чеснок – не совсем прилично, но иногда балуюсь. Пить что будем?
– Водку, – Рома слегка оттаял, выдохнув накопленный общим зажимом организма воздух.
– Водку так водку. Вот здесь, – Полковник указал на длинный перечень различных водок. – Какую предпочитаешь?
– Белую… не знаю… обычную.
После первой рюмки завязался разговор. Со стороны казалось, что встретились два давних хороших приятеля. Они выпили ещё и ещё. Через час грань между чужими людьми притупилась до такой степени, что по ней можно было спокойно елозить языком, неся всякую чушь и не боясь при этом казаться смешным.
Полковник говорил тихо, словно опасаясь сказать лишнее во всеуслышание, поэтому Рома наклонялся к нему близко, ощущая терпкий приятный запах свеже-выпитого спиртного вперемешку с дорогим одеколоном.
