– Помню, – кивнул адвокат. – И где теперь этот Гусман?
– В тюрьме.
– Здесь, в Стокгольме?
– Да, – ответила София.
– И вы вроде свидетеля?
Она кивнула.
– Вы уже знаете, что будете говорить?
– Да.
Томас задумался.
– То есть наша встреча будет посвящена этому?
– Для них – да.
– А для вас?
– Я должна выступать анонимно на протяжении всего процесса. Мое имя нельзя раскрывать вплоть до того момента, когда Гектору Гусману вынесут приговор за убийство.
– С этим могут быть сложности, – покачал головой адвокат. – Что же касается Гектора Гусмана, то приговор во многом будет зависеть от ваших свидетельских показаний.
– Сложности? – София будто не слышала последней фразы собеседника.
– Юридически ваша анонимность исключена. В Швеции, по крайней мере.
– Но неужели нельзя ничего придумать?
Такси свернуло налево в сторону Кунгсбруна.
– Если нет, я пропала… – Теперь Бринкман почти умоляла.
– Пропали?
– Обвинитель склоняется на сторону Гусмана. У меня своя тактика, я заставлю ее понервничать…
* * *
Черстин с Томми и София с Томасом обменялись приветственными рукопожатиями. Андерссон до неприличия долго разглядывала столешницу в комнате для переговоров и как будто о чем-то размышляла, приложив к губам палец.
– Думаю, нам лучше сесть посередине, – предложила она. – Мы с Томми на этой стороне, вы двое напротив… Так хорошо?
И она заняла выбранное место, не дожидаясь ответа.
Некоторое время София изучала прокурора. Похоже, железобетонная уверенность в себе была частью тактики этой дамы. Демонстрацией того, что никому не позволено указывать Черстин, что ей надо делать. Это наблюдение оставило у Бринкман неприятный осадок.
Андерссон положила руки на стол.
– Прежде всего, – начала она с деланой улыбкой, – я хочу выразить свое восхищение вами, София. Вы – мужественная женщина, сами-то понимаете, насколько?
О… Она еще умела лебезить!
Свидетельница изобразила смущение:
– Спасибо.
– Я знакома с материалами предварительного расследования, София. Засвидетельствовать то, что вы видели…
Бринкман опустила глаза.
– И что же было после «Трастена»? Где вы были? – продолжала Черстин.
По лицу Софии пробежала чуть заметная дрожь. Она положила на стол унизанные кольцами пальцы.
– Я испугалась и поэтому постаралась исчезнуть вместе с сыном. Мы улетели на Кипр. – Медсестра произнесла это деланым высоким голосом, призванным подчеркнуть ее наивность. – Там мы прожили несколько месяцев и были предоставлены сами себе.
Она сглотнула, изображая нервозность. Черстин понимающе кивнула и посмотрела на Софию так, будто хотела вдохнуть в нее мужество.
– С кем вы говорили? Вы ведь с кем-нибудь говорили об этом?
Глаза Бринкман удивленно расширились. Она покачала головой.
– Нет, я боялась…
– Неужели ни с кем? – продолжала допытываться прокурор. – С родными, друзьями?
– Мне стало бы легче, но…
Черстин немного подождала.
– Так, значит, ни с кем? – уточнила она.
– Нет, ни с кем.
Прокурор кивнула.
– Кроме Томми, – вспомнила София. – Он понял меня…
Она улыбнулась Янссону, и тот вымученно оскалился в ответ.
– Вот как? – удивилась Андерссон. – Что ж, хорошо, Томми.
– Что я должна буду делать во время суда? – спросила Бринкман и испуганно посмотрела сначала на Черстин, а потом на Янссона.
– Не беспокойтесь, – ответила прокурор, – мы вас подготовим. Во время слушаний я буду вас направлять. Вам нужно будет только рассказать, что вы видели в «Трастене». Что делал Гектор Гусман. Я буду задавать вам вопросы, вы – отвечать. Никто не причинит вам никакого вреда.
София выглядела напуганной.
– Но, Томми, вы же обещали…
Янссон проигнорировал эту реплику. Черстин перевела взгляд на Томаса Розенгрена, а потом снова на свидетельницу.
– Что обещал вам Томми? – спросила она.
– Анонимность… Он сказал, что обеспечит это в первую очередь. Что мне гарантирована защита.
– Вашу защиту я возьму на себя, вам не о чем беспокоиться, – заявила Андерссон.
– Но моей жизни угрожает опасность, – прошептала София. – Я должна получить гарантии прямо сейчас, иначе я ухожу. – Она повернулась к адвокату. – Я ведь могу уйти, Томас?
– Мы можем покинуть этот кабинет, как только вы того захотите, София, – спокойно ответил Розенгрен.
Черстин всплеснула руками.
– Успокойтесь же, никто никуда отсюда не уйдет… Я обеспечиваю защиту свидетелям, София. Но анонимность… На это я, признаться, не рассчитывала.
– Гектор Гусман не должен знать, что я против него свидетельствую. Я не могу выступать на суде в открытую, – заявила Бринкман.
На последней фразе ее голос сорвался. Атмосфера в переговорной накалилась.
– Вы должны были проконсультировать свою клиентку по поводу того, что можно, а чего нельзя, – строго сказала Черстин, повернувшись к Томасу Розенгрену.
– Моя клиентка всего лишь выражает свои пожелания, – объяснил адвокат. – Она имеет на это право.
Нависла пауза. Участники совещания замерли на местах, уставив глаза в стол.
– Я должна выступать анонимно, – повторила София. – Томми говорил, что такое возможно.
Андерссон вздохнула.
– Не знаю, что там вам говорил Томми, но как раз это невозможно. Чисто юридически, к моему глубокому сожалению. Анонимность противоречит принципам демократии. У нас свои способы защиты свидетелей.
– Но, Томми, вы ведь обещали… Что толку в ваших способах, если они не смогут меня защитить? – София протестовала, как ребенок, которого пытаются на что-то уговорить.
Черстин снова повернулась к Томасу. Теперь она выглядела не на шутку рассерженной.
– Что вы такого наобещали своей клиентке?
Янссон все это время молчал. Его глаза стали непроницаемо черными.
– Он говорил, что это возможно! – срываясь почти на визг, ответила за адвоката София. – Что можно найти способ… что мне обеспечат анонимность.
Наивность в ней била через край.
– Как так? – не поняла прокурор.
– Что я буду давать показания по телефону, – объяснила София.
