– Секретное оружие, быстро! – рявкнул бойцам лейтенант госбезопасности, и вместе с ними побежал к грузовикам.
Все были в курсе, что в одной из машин с боеприпасами среди обычных патронных ящиков притаились спецбоеприпасы, так называемые «ящики 8». На самом деле ничего сложного и удивительного они из себя не представляли – просто деревянные укупорки, обитые изнутри деревянными полосками. Каждый такой ящик был снаряжен четырьмя 82-мм реактивными снарядами М-8 и, по сути, являлся пусковой установкой. Но для того, чтобы стрельба была более-менее прицельной, к ящикам еще прилагалась металлическая рамка, служившая пусковым станком.
У нас таких станков имелось целых два, и бойцы поставили их на землю, направив в сторону танка и отрегулировав наклон по вертикали с помощью регулируемой опоры. Закончив настройку рамок, солдаты установили на них деревянные укупорки, закрепив стяжками, потом убрали съемное дно, и к каждому снаряду подсоединили электропровод.
Леонов тем временем достал подрывную машинку и быстро подключил к распределительному устройству, в которое входили провода от ракет. По сигналу Алексея все разбежались по укрытиям, причем, очень вовремя. Рядом с пусковой уже начали подниматься фонтанчики снега, выбиваемые пулями. Видимо, немцы наше шевеление заметили. Однако, фрицы опоздали, и Леонов успел активировать машинку. Тотчас жахнуло, и в сторону танка с громким ревом устремился огненный шар, а за ним, один за другим, взлетали следующие ракеты.
Первый эрэс лег с недолетом, и перед тридцатьчетверкой блеснула ослепительная вспышка, закрывшая собой машину, а едва она успела погаснуть, как тут же полыхнуло прямо на башне. Боюсь даже представить, что чувствовали танкисты, когда вокруг танка, а иногда и прямо на броне, взрывались эрэсы. Однако, немцам пришлось намного хуже. Некоторых отшвыривало ударной волной в сторону, наверняка при этом ломая кости и сминая внутренности, других же буквально разрывало на части.
Конечно, рассеивание реактивных снарядов, выпущенных с коротеньких направляющих, оставляло желать лучшего, но в нашем случае как раз и требовалось накрыть залпом как можно больше пространства.
Пока не взлетела последняя ракета, я все боялся, что новая технологий даст сбой, и тогда рванет прямо на пусковой установке, убив при этом Леонова, или же эрэс застрянет в укупорке и улетит весте с ящиком.
Когда стихнул последний, восьмой, взрыв, на месте танка осталось лишь черное облако, постепенно белевшее и поднимавшееся к небу гигантским грибом. Однако, когда дым отнесло ветром, тридцатьчетверка предстала перед нами целая и невредимая, но ни одного живого фашиста возле нее уже не оставалось. В бинокль я смог разглядеть, что у танка всего лишь разбит один из катков да слетела гусеница. Но никаких фатальных повреждений, по крайней мере, при попадании в боковую проекцию, небольшие фугасные заряда нанести тридцатьчетверке не могли. И верно, башня танка вдруг повернулась и начала поливать убегающих немцев длинными очередями из спаренного пулемета. Мои стрелки тоже не отставали и наподдали противнику, так что он не мог оправиться от внезапной атаки.
В общем, наше вмешательство существенно изменило обстановку на поле боя, и буквально через минуту в небе замелькали цветные ракеты, подававшие фрицам сигнал на отход. Пытаться закрепиться на ближайших рубежах фашисты не стали, предпочтя ретироваться, и, развернув роту в боевой порядок углом назад, я отправил бойцов прочесывать местность.
Взводы разошлись в стороны и растянувшиеся редкой цепочкой красноармейцы прошли через поле, а затем проследовали дальше, к видневшемуся невдалеке селению – то ли большему хутору, то ли маленькой деревушке. Я же, немного поотстав, подошел к танку, чтобы оценить воздействие залповой установки на противника. Вблизи стало видно, что фрицам, попавшим под ракетный залп, досталось изрядно. Кое-где у воронок трупы лежали буквально один на другом. Засмотревшись на результаты огневого воздействия, я даже чуть не споткнулся о недвижимое фашистское тело, а когда посмотрел на него, мне вдруг поплохело – труп был почти целый, но на месте горла у него зияла огромная дыра, словно гротескный ненасытный рот, нарисованный сумасшедшим художником.
Экипаж тридцатьчетверки уже деловито ставил запасной каток на место сломанного, расколошмаченного эрэсом, и менял траки на гусенице. Да уж, хорошо, что огромные ракеты М-30 мы оставили на дивизионном складе, захватив с собой лишь компактные М-8. Устанавливать громоздкие трехсотмиллиметровые снаряды очень долго, а попади такая здоровенная дура в танк, экипажу бы не поздоровилось.
Уже почти совсем стемнело, когда разведчики закончили осмотр селения. Кроме эстонцев, в домах никого не осталось, но несколько нерасторопных фрицев, видимо, не услышавших приказа, осталось сидеть в большом погребе, переоборудованном в дзот. К счастью, его амбразура была обращена к востоку, а подступы не были заминированы, так что нам не составляло никакого труда зайти с тыла.
Первым естественным желанием у бойцов было закинуть в вентиляционное отверстие гранаты, или залить туда бензинчику. Однако Стрелин растолковал своим подчиненным, что кому-то же надо восстанавливать разрушенное и работать на стройках, пока мы воюем на фронте. Поэтому красноармейцы ограничились тем, что пустили в амбразуру дымовые ракеты. Этого оказалось достаточно, чтобы фрицы сразу запросили пардону и попросились к нам в плен.
* * *
Интерлюдия. Валентина Козлова.
Валя уже битый час сидела в приемной военной комендатуры станции, если так можно назвать обычную избушку, стоявшую возле наскоро сколоченной деревянной платформы. Девушка терпеливо ждала, пока двое молодых, едва за тридцать, летчиков с майорскими шпалами уделят ей минутку своего времени.
Авиаторы с разрешения военного коменданта заняли его стол и беспрерывно названивали по телефону, постоянно что-то спрашивая, узнавая, требуя и убеждая кого-то на другом конце провода, порой так повышая голос, что его было слышно из сеней, где ожидала Валентина. Вернее, звонил один, представлявшийся собеседникам майором Гарбко, командиром бомбардировочного полка, а второй только записывал и составлял какие-то схемы.
Наконец, Козлову все-таки позвали, и она, пулей влетев в помещение, встала по стойке смирно, чуть заметно приподнявшись на цыпочках, чтобы казаться выше.
– Медсестра, говоришь? – молодой комполка, даже измученный грузом проблем, все-таки слегка улыбнулся, глядя на маленькую пигалицу, просившую о зачислении в часть.
– Так точно, товарищ майор, – бодро отрапортовала Валя, – прошла медицинские курсы.
– Как нам доложили, вы и под бомбами не струхнули, – одобрительно поинтересовался второй летчик.
– Было дело, товарищ батальонный комиссар, – слегка покраснела Валя.
– Вот как, – обрадовался политрук. – Так вы и в званиях разбираетесь?
– Выросла в семье военного, – снова смутилась девушка, – как же тут не разбираться.
– Ну что же, Валентина, – подытожил комиссар. – Командир паровозного взвода дала вам такую отличную характеристику, что хоть в разведку вместе с вами иди. Конечно, как вы понимаете, на передовую вас все равно вряд ли возьмут, а вот работа в каком-нибудь тыловом медсанбате, вроде аэродромного лазарета, вам будет в самый раз. Думаю, вы нам подойдете. Если, конечно, командир не против.
