Я отшатнулась от стекла, в ужасе уставившись на Савелия, который сейчас не видел меня, забылся в себе и своих мыслях, его речь становилась все более бессвязной, отрывистой и навязчивой идеей мучила его сознание. Лицо перекосило от бессильной ярости, не понятно почему сейчас испытываемой им.
Резким, каким-то рваным движением потер лицо, а я заткнула рот кулаком, чтобы не закричать от отчаянья. Кожи словно силиконовые ошметки повисла на его щеках и лбу. Сава отнял руки от лица и уже невидящим мутным взглядом обвел свой бокс, шторки опустились на его стороне, отрезая от меня. Я рванула к дверям и нажала на кнопку вызова персонала. Уже через пару секунд быстро подошла молодая медсестра из магов, а я лишь тыкала рукой в сторону соседнего бокса. Видимо по моему лицу она поняла все, что я не смогла выразить словами, чувствуя, как спазмом перехватывает дыхание.
Сползла по прозрачной стене и, усевшись на полу и обняв колени руками, замерла в отчаянии. Слезы катились ручьями, а я невидящим взглядом уперлась в пространство. Несмотря на все недостатки Савы, он был последним близким мне человеком, и потерять его я была не готова, но это произойдет очень скоро. Ведь не зря же нас сразу предупредили, что после заражения этим страшным вирусом все проходит слишком быстро, всего сутки от начала до конца. И пока выживших нет, ни одного.
* * *
10 февраля
Я вновь стояла на холодном зимнем ветру и вздрагивала каждый раз, когда очередной кусок промерзшей земли падал на металлическую крышку урны. Как и два месяца назад я с трудом переносила это обреченное бум-бум-бум, понимая, что больше нас с Савелием действительно не будет. И его не будет и моих родителей не будет и, вообще, кажется, уже ничего не будет.
Кутаясь в воротник своего кашемирового пальто, тупо смотрела на два маленьких земляных холмика и две простенькие таблички с именами моих родителей и моего первого мужчины. Мужчины, который меня любил, но которого я не смогла полюбить.
Кладбищенские работники уже давно ушли, а я продолжала стоять, чувствуя как развиваются на ветру полы моего черного пальто, и стынет душа. Такая же промерзшая, как и эта земля под толстым слоем серого грязного снега.
Наконец, я словно живой мертвец направилась к выходу с кладбища, где стоял ожидающий меня автомобиль, любезно предоставленный Агентством национальной безопасности. Наверное, кто-то там решил, что за вторичное посещение этого скорбного места мне полагаются преференции.
Мои вещи уже лежали в машине. Всех участников конференции проверили на возможность заражения и здоровых сразу отпустили. Самое страшное, что таковых оказалось немного. Все полиморфы и лишь десяток магов. Пока я ожидала своей участи в госпитале и кончины Савелия, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься смотрела телевизор. В стране начинались тяжелые времена.
Началась открытая конфронтация магов с полиморфами в парламенте. Маги прямо обвиняли полиморфов в сговоре с хавшиками и начале тотального уничтожения своих извечных конкурентов магов. Начались массовые столкновения с полицией и внутренними войсками, стянутыми в Москану, потому что большая часть этого контингента полиморфы.
После первых проявлений вируса на улицах столицы началась паника среди населения. Напряжение росло как на дрожжах, грозя вылиться в нечто жуткое. Те же самые события происходят во всех двадцати государствах ЕвроАзеса. Соседние с Арабексом страны наглухо закрыли границы, но вирус границ не признает. Скорость распространения эпидемии оказалась невероятной. К сегодняшнему дню аэропорты переполнены, все пытаются вернуться домой или просто убраться из столицы подальше, в надежде, что беда минует их стороной.
Машина катила по пустынным улицам. Люди либо отсиживались дома, либо шли с палками и бутылками с горючей смесью, готовясь к новым стычкам, выплескивая таким образом свой гнев и страх перед будущим и своей беззащитностью перед невидимым врагом.
Водитель – в этот раз это молодой парнишка-маг – напряженно следил за дорогой и старался следовать только по хорошо освещенным улицам. Несколько раз я с ужасом замечала людей, которые с горящими лихорадкой пустыми глазами шатаясь брели по улицам, падали на землю или лавки. Столько зараженных, которым никто и ничто уже не поможет…
Живые вопили о бездействии властей, о тупости ученых, которые не могут справиться с вирусом, но уже все в курсе, что спасти ситуацию может только вакцина, а для ее разработки должен быть хоть один выживший.
Мы обогнали труповозку Азес машину черного цвета с белыми крестами по бокам – которая собирала зараженных и трупы на улицах города. Но кладбища пустовали, потому что в соответствии с указом президента всех умерших должны сжигать, чтобы предотвратить дальнейшее распространение эпидемии.
На территорию аэропорта мы смогли пройти только потому, что мой водитель на заградительных постах демонстрировал пропуск сотрудника АНБ. Сотни мрачных жестких лиц военных провожали нас взглядами, заставляя остальных поворачивать назад, потому что рейсов нет, потому что все места на самолетах заняты. Мне все страшнее делалось от мысли, что будет дальше. Билеты у меня имелись, причем как это не жутко на двоих, ведь со мной сейчас должен был лететь Сава. Но в такое время наличие билета отнюдь не гарантирует попадание на борт самолета. А что мне делать в Москане на грани гражданской войны, я даже не представляла.
Аэропорт, как много, оказывается, означает это слово: надежду вернуться домой, облегчение, что смог сюда добраться, даже свет многочисленных огней, заливающих парковку, и вход в него дарит странную уверенность, что все теперь будет хорошо.
– Мест нет! – резкий голос уставшей замученной женщины-мага добил меня окончательно.
Сотни людей, толпившихся в здании аэропорта, мешали думать, сосредоточиться на решении проблемы как улететь домой. Не давали найти правильные слова и вообще силы потребовать, чтобы меня посадили на борт самолета, ведь у меня на руках целых два билета, вместо одного. Меня толкали, отодвигали все дальше от стойки регистрации, от чего я все глубже погружалась в панику и полную безнадегу.
Я даже не поняла, как оказалась возле одной из информационных колон с зажатыми в руках, бесполезными теперь билетами и бездумно смотрела на всю эту суету. В мозгу билась в истерике мысль: «Что делать?».
– Здравствуйте, Кира Юрьевна! Я рад, что с вами не случилось ничего плохого. Хотя я слышал, что с вашим другом…
Участливый мужской голос с рычащими нотками заставил чуть повернуться и поднять голову. Передо мной стоял Артур Конев и мягко улыбался с сочувствием и печалью в глазах.
– Почему вы стоите здесь, Кира?
Я неосознанно пожала плечами, все еще находясь в прострации, а потом, очнувшись, ответила:
– У меня два билета до Гавра, но я не могу улететь, хотя вылет уже через час. Мне сказали, что мест нет, и не пускают в зону досмотра. Не могу пройти регистрацию… а ведь у меня два билета.
Конев осторожно вытащил из моего сжатого кулака билеты, прочел все внимательно, а потом глубоко вздохнул, на миг задумавшись. А я тихо спросила:
