С этого завязалось наше знакомство, и, гуляя, я стала часто встречаться с ним.
Не называя своего имени, странник рассказал мне, что он бывший учитель древних языков гимназии одной из прибалтийских губерний, что, лишившись места еще в начале революции, стал странствовать по России и теперь очень доволен судьбой, приведшей его в Павловск.
На вопрос, что ему здесь так нравится, он ответил:
— В этих местах я познал свет истины.
Однако мои дальнейшие расспросы в этот раз не пояснили ничего, ибо он быстро и явственно перевел разговор на другие темы.
Ничего ненормального в своем случайном знакомом я не замечала. Он был очень образованным, интересным собеседником, хорошо знал и новые языки, был сведущ в вопросах религии и этики.
Как-то уже в конце лета мы шли с ним по парку под проливным дождем.
— Неужели вы не зябнете? — спросила я у него, бодро шагавшего рядом со мной босыми ногами по лужам и грязи.
— К холоду мое тело нечувствительно, — ответил странник, — еще силен в нем дьявол.
— Вы верите в него?
— Как не верить!.. Большинство людей не замечает его присутствия, потому что мирится с его владычеством над собой.
— А вы?
— Я познал истину и как другие «Божьи люди» ищу освобождения от власти плоти.
Я была немного знакома из книг с сектантством, и характерное для хлыстов выражение — «Божьи люди», как называют они себя, — заставило меня вспомнить ходивших о моем спутнике слухи.
— А какими способами добиваетесь вы этого освобождения? — спросила я.
— Почему вы интересуетесь этим? Из простого любопытства или из желания испытать действия этих способов на себе?
— Я всегда во всем искала истину, и в этих поисках мною никогда не руководило любопытство, — ответила я уклончиво.
Тогда странник стал с воодушевлением рассказывать, как, явившись в Павловск, случайно встретился с одним из руководителей тайного религиозного «сообщества», преследуемого большевистской властью еще более, чем оно преследовалось некогда царской, и как с помощью «Божьих людей» «пришел к истине».
— Может быть, фанатизм их и можно поставить им в вину, — закончил он свою речь, — но он вызван непоколебимой убежденностью в истинности исповедуемой ими идеи, преследованием их сообщества и отчасти тем, что большинство его членов составляют крестьяне, т. е. люди недостаточно культурные. Эти условия и повели к тому, что, когда один заинтересовавшийся нашим учением селянин, посетив впервые собрание, стал разглашать о виденном, на другой же день его нашли убитым на дороге близ Павловска. Убийца обнаружен властями не был, но на ближайшем после этого собрании один из наших сочленов покаялся в совершенном преступлении.
— И вы называвшие себя Божьими людьми допускаете убийства?..
— Нет, мы противники их, и убийца был строго покаран сообществом, хотя на убийство его толкнул не страх перед могущей возникнуть из болтливости убитого ответственности, а то, что гонениями на сообщество временно оборвалась бы борьба с сеющимся дьяволом злом. Уверенность в том, что большевистская власть состоит из воплотившихся дьяволов, настолько сильна у нас, что даже я, пользующийся в сообществе в силу некоторых условий особым авторитетом и доверием, не могу поколебать этой веры.
— Но как может сейчас существовать в России, да еще у самого Петрограда организация, неведомая Чека? — усомнилась я. — Ведь обрядности ее, вероятно, сопровождаются пением и другими проявлениями, которые не так просто скрыть.
— Исключительно потому, что всюду среди местных коммунистов и даже чекистов имеются последователи нашего учения. Они вошли в партии и Чека, как ходили в прежнее время в церкви, для отвода глаз. Тайные религиозные общества распространены сейчас в России больше, чем когда-нибудь, о чем можно судить и по тому, на что указали вы, то есть что под самым Петроградом, так сказать, у самой волчьей пасти окрестные деревни переполнены ими.
— А как называется ваше сообщество?
На мгновение мой собеседник как будто смутился, но, быстро оправившись, ответил:
— Преследователи называют его хлыстовщиной, мы именуем себя Божьими людьми.
— Скажите откровенно, — спросила я, — это правда, что радения (ритуальные собрания хлыстов) заканчиваются…
— Да, правда, — перебил меня странник. — Но надо понимать, что единственной целью происходящего после них является не наслаждение, как думают наши преследователи, а выжигание похоти. От нее идет все зло мира, а невыгоревшая дотла она подобна тлеющей искре, каждую минуту могущей выбросить пламя.
— В таком случае наиболее развращенные люди, прожигающие жизнь эпикурейцы идут прямой дорогой к истине? — подивилась я софизму.
— Как можно! Бог не проявляется в них сознательной борьбой с дьяволом, их целью не является истина, и они только тешат создавшего их беса. Поэтому, износив похоть, они остаются безжизненными, неодухотворенными трупами и часто кончают самоубийством, тогда как мы делаемся все радостнее. Впрочем, сейчас, когда преследование властью духа приводит к нам все больше и больше интеллигенции, она пытается внести в наше учение некоторые изменения, проповедуя, что убивать похоть надо не выжиганием ее, а бичеванием тела. Я не согласен с этим, и до сих пор только в одном пригородном «корабле»
[85] это новшество имело успех.
— Все это меня необычайно интересует, тем более что идея вашего сообщества является такой же светлой, как и большинство религиозных учений, — сказала я. — Я уже бывала на собраниях пашковцев
[86], а теперь мне бы хотелось побывать и на ваших, чтобы лучше ознакомиться с ее проведением в жизнь и, — покривила я душой, — если это меня удовлетворит, стать членом вашего «корабля».
Странник, казалось, только и ждал от меня такого заявления.
— Я могу проводить вас на одно из наших ближайших собраний, — ответил он с готовностью, — но, конечно, при условии, что вы никому, даже своим близким, не станете разглашать о виденном и слышанном. Если наше сообщество даст вашей душе то, что вы ищете, вы заявите об этом мне там же, на собрании, чтобы принять активное участие в радении до конца, если захотите остаться только зрительницей, чтобы потом обдумать ваше решение, вам придется покинуть нас тотчас же после «верчений».
Я, конечно, дала клятвенное обещание, какое бы впечатление ни произвело на меня виденное, не выдавать организации и, заявив, что в первый свой визит ограничусь лишь ознакомлением с обрядностями сообщества, не принимая «активного участия» в его таинствах, через два дня уже шла с моим провожатым к расположенной в семи верстах от Павловска деревне.
