В январе 1944 года случилось ЧП. Оберштурмбанфюрер СС доктор Грейфе попал в автомобильную катастрофу и погиб. Вместо него должность начальника восточного отдела СД занял штурмбанфюрер СС Хенгельгаупт. В январе же ему был представлен Таврин.
"Меня поразило то, — вспоминал позже Таврин, — что Хенгельгаупт принял меня не в своем служебном кабинете, а повел в ресторан. А в следующий раз пригласил меня к себе на квартиру, где мы ужинали вместе с его женой, русской, рожденной в Германии. Из разговоров я понял, что он хорошо обо мне осведомлен и глубоко вник в замысел операции".
По мнению Хенгельгаупта, на советскую территорию Таврин должен быть заброшен под видом Героя Советского Союза. Он согласился с Краусом, который считал, что проникнуть в Москву легче всего по документам "Смерш". Но при этом подчеркнул, что документы "Смерш" хотя и очень надежны, но пользоваться ими следует лишь до Москвы, а в Москве их надо сменить на другие и на учет в комендатуре стать под видом майора Красной Армии.
"По прибытии в Москву, — показывал на допросе чекистам Таврин, — я должен был установить знакомство с лицами, преимущественно женщинами, работающими в правительственных учреждениях. При этом Хенгельгаупт рекомендовал мне устанавливать с женщинами интимные отношения, с тем чтобы расположить их больше к себе и исключить подозрения. Он лично снабдил меня возбуждающими средствами, которые при подмешивании их в вино вызывают у женщин сильно половое возбуждение.
Через своих знакомых я должен был в осторожной форме выяснить место и время тожественных заседаний с участием членов Советского правительства, а также маршруты движения правительственных машин.
Узнав точно, где происходит торжественное заседание с участием членов правительства, я должен был проникнуть в помещение, приблизиться к Сталину и стрелять в него из автоматического пистолета отравленными пулями. Если бы я не смог приблизиться к Сталину, я должен был стрелять в Молотова, Берия или Кагановича…"
Нелепость задания и организация его исполнения сегодня выглядят наивными, но характеризуют истинное представление о возможностях гитлеровской разведки и в определенной степени о поверхностности их информации.
Понимал ли это Таврин? Пожалуй, да. Думал ли это задание исполнять? Вопрос остается открытым…
В отличие от прочих агентов, сотнями отправленных в русский тыл, Таврин получил наиболее надежные документы, вместо фальшивых орденов, которые, как правило, использовались, он был обеспечен настоящими. Два ордена Красного Знамени, орден Ленина, орден Александра Невского, орден Красной Звезды, две медали "За отвагу".
Настоящая Золотая Звезда Героя Советского Союза дополняла иконостас. Были изготовлены не только орденские книжки, но и специально сфабрикованные вырезки из газет с текстами указов о награждении Таврина этими наградами. Для оперативного изготовления фальшивых документов его снабдили 116 различными печатями на все случаи жизни. Для приобретения и изготовления всех этих вещей Краус и Таврин вместе выезжали в Кенигсберг и Марецфельд в разведывательные органы абвера. Позже в Берлине сотрудники Хенгельгаупта проверяли качество этих поделок.
Продумана была и система связи. Несколько явок в Москве ждали Таврина.
К весне 44-го года подготовка Таврина была почти завершена. Первая попытка перебросить Шило-Таврина через линию фронта была предпринята в июне. Но она оказалась неудачной. Самолет, вылетевший с аэродрома, в воздухе был обстрелян, получил повреждения и вынужден был вернуться обратно.
Вскоре был назначен новый срок, но он несколько раз переносился из-за неготовности самолета. Таврин стал нервничать. По свидетельству его жены Шиловой-Адамчик, однажды, вернувшись домой в особо подавленном состоянии, он сказал: "Не знаю, чего дождешься от этих немцев — то ли самолета, то ли пули…"
Именно в это время Таврин поставил перед Краусом условие, чтобы в советский тыл в качестве радистки вместе с ним летела жена.
Из показаний Шиловой-Адамчик:
"Спешно стали меня обучать радио. И в 16 дней сделали радисткой, проверили меня, как я могу держать связь. В последний момент перед отъездом (за 2 часа) устроили мне связь с Берлином. Но связаться-то я связалась и телеграммой обменялась, а принять — половину не приняла. Какой-то страх нашел, руки совершенно не повиновались. Не смущаясь этим, они сами (то есть по приказу Крауса) ответили за меня Берлину. Сказали, что я настоящий радист, работала раньше. И Берлин дал тоже разрешение на мой отъезд с мужем…"
Вечером 5 сентября 1944 года на рижском военном аэродроме стоял в готовности к вылету четырехмоторный военно-транспортный самолет специальной конструкции. Как заключили позже советские авиационные специалисты, самолет подобной конструкции являлся новым на театре военных действий, ни в советской, ни в зарубежной печати описан не был. Самолет обладал способностью покрывать значительные расстояния, имел весьма малую посадочную скорость. Специальное вездеходное шасси, состоящее из 20 колес, помимо основного трехколесного шасси, позволяло пользоваться для взлета и посадки любым полем или лугом. Глушители на моторах, деревянные лопасти винтов, пламегасители, матово-черная защитная окраска всех нижних и боковых поверхностей делали самолет малозаметным во время ночных полетов. Специальный трап, а также лебедки, передвигавшиеся по потолку кабины, обеспечивали быструю погрузку и разгрузку судна. К этому следует добавить, что самолет имел хорошее вооружение и запас кислорода для высотных полетов.
Вокруг самолета суетились солдаты. По металлическому настилу они вкатили в салон мотоцикл с коляской, забитой чемоданами, грузили тюки и коробки.
Вскоре на аэродром прибыли Таврин с Шиловой. Их сопровождал Отто Краус. Для него было ясно, что Таврина он видит в последний раз, но он ободряюще похлопывал Таврина по плечу, пытался шутить.
Но вот последние слова сказаны, люк закрыт, загудели моторы, короткий разбег, и самолет взял курс на восток…
Из показаний Шиловой-Адамчик:
"К месту посадки мы прибыли где-то около часу ночи. Перед посадкой самолет сделал несколько кругов и начал снижаться. Но пилот, видимо, не рассчитал площади посадки, да и для четырехмоторного самолета место было выбрано неудачно.
Казавшийся сверху ровным луг на самом деле был весь в глубоких канавах, поросших высокой травой. Когда самолет приземлился и побежал, то нас несколько раз подбросило вверх, потом что-то затрещало. Я подумала, что полопались колеса, но нет, самолет бежал. На пути стояли ели — он их поломал и продолжал катиться дальше.
Летчик дал полный газ, намереваясь взлететь, но поздно — впереди совсем рядом был лес. Видя нашу гибель, я ухватилась за мужа и опустилась на дно кабины. Раздался сильный треск, посыпались стекла и машина остановилась…
Прошла, видимо, одна секунда, когда все молчали. Потом я услышала: "Прыгай!" Я выскочила, муж, состав экипажа, а их было 6 человек. Все ожидали взрыва, но нет, бензинный бак выскочил раньше и отлетел в сторону, это нас спасло.
