Дикие звери, загоняемые в клетку
Прокопий Кесарийский, говоря о причинах заката Рима («в короткое время дело римлян рухнуло»), отмечает, что большая часть военных предводителей не желали думать ни о чем, «что не приносило им личной пользы». Нажива стала главным и единственным стимулом. Они только грабили народы и отдавали их на произвол солдат. При этом начальство не жаловало и самих солдат. Историк описал некоего Александра, что ведал государственными финансами Византии. Тот обвинял солдат армии в том, что те, дескать, предъявляют к казначейству несправедливо высокие требования. Обвиняя солдат и понося их, он снижал им жалованье и так за их счет обогащался. В итоге, став из бедного очень богатым человеком, он довольно искусно завоевал и симпатии императора, ибо он из всех людей больше, чем кто-либо другой, добывал ему крупные суммы. Иначе говоря, армейские жулики более других виновны в том, что солдат оставалось мало, что они нищали. Понятно, что они с неохотой подвергались опасностям. Прокопий Кесарийский, что был секретарем полководца Велизария и знал не понаслышке о положении воинов в армии, поведал, как обворовывали армию.
Римские воины
Сей пройдоха так ловко обрезал золотые монеты, которыми платили воинам за службу, что они, сохраняя форму, заметно обесценились. Жулик производил сей фокус с помощью ножниц, византийцы даже дали ему прозвище «Псалидион» (Ножницы). Тогда ведь еще было как-то не принято продавать врагу оружие или перегонять газ и нефть в сопредельную страну, пряча от казны украденные деньги. Впрочем, были известны иные схемы. Финансист сделал подложные накладные (авизо) и стал требовать денег от италийцев, которые вообще не имели никакого отношения к казначейству. Любопытно, что он больше всех и кричал (громогласно) о том, что те обманывают императора Теодориха и других готских правителей. На опасные раны воинов отвечал мелочными придирками своих расчетов. Понятно, что при таком отношении никто из этих воинов «уже не хотел подвергаться военным опасностям, но, сознательно проявляя свою пассивность, они позволяли усиливаться положению врагов». Нет врага страшнее, чем собственный военачальник, доводящий до нищеты свое войско.
Естественно, при таких командирах иными становятся как сами солдаты, так и офицеры. Воин эпохи республик не похож на солдат эпохи олигархов. Отсюда и новые привычки – насиловать, грабить, воровать, шантажировать саму власть, которую те втайне презирали и ненавидели… Аппиан в «Гражданских войнах» пишет: «Войско, которое теперь делало, что хотело, поступало еще хуже. Так как триумвиры находили в своей деятельности поддержку лишь в солдатах, то последние требовали у них дома осужденных, их земли, их виллы или целые имения; другие настаивали на усыновлении их выдающимися людьми; третьи действовали на свой страх и риск, убивая непроскрибированных и грабя дома невиновных. В конце концов триумвиры даже предписали одному из консулов положить конец происходящим правонарушениям. Но тот, боясь затронуть солдат, чтобы не вооружить их против себя, арестовал и распял несколько рабов, которые, одетые солдатами, совершали вместе с ними беззакония».
С другой стороны, само войско римлян с годами становилось все менее и менее дисциплинированным, более разбойничьим, привередливым, алчным. Все чаще слышались жалобы граждан и командиров на возросшие запросы войска. А ведь было время, когда строгость и дисциплина поддерживались одними приказами. Так, император Песценний Нигер (ум. в 194 г. н. э.) приказал, чтобы «солдаты были довольны своим солдатским хлебом», а император Аврелий (ум. в 275 г. н. э.) строго указал: «Пусть никто не похитит чужого петушка и никто не дотронется до чужой овцы. Пусть никто не унесет виноградной лозы, не обмолотит чужого хлеба и не требует масла, соли, дров, но будет доволен своим хлебом». Хотя и в то время такие приказы и призывы звучали как насмешка, ими пренебрегали. А уж в V–VI столетиях о подобных мелочах уж не думали. Золото или стремление получить богатые подарки или земли двигало когортами воинов. Скажем, когда аристократ Луций Домиций Агенобарб вступил в противостояние с Цезарем, он, защищаясь от него, пообещал своим солдатам (тридцати трем когортам, то есть 13–15 тысячам человек) дать каждому в случае поддержки по 1 гектару земли.
Римская армия все более превращалась в войско, которое ничем не отличалось от варваров. Всё с большим трудом удавалось поддерживать в нем дисциплину и смирять его грабительские порывы и корыстные инстинкты. Дельбрюк пишет, ссылаясь на Прокопия Кесарийского, писавшего в духе Геродота или Полибия: «Прокопий восхваляет в качестве чуда и необычайной заслуги Велизария то обстоятельство, что римляне вошли в Карфаген в полном порядке, «в то время как обычно римские войска никогда не входили спокойно в собственный город, даже тогда, когда их было всего только 500 человек». Но это же самое войско после захвата лагеря вандалов настолько забывает дисциплину и так беспутно своевольничает, потеряв страх перед своим полководцем, что Прокопий принужден опасаться, как бы при наступлении неприятеля не погибло целиком все войско». Так же своевольно, недисциплинированно и непокорно вели себя впоследствии и другие. Велизарий, вследствие недисциплинированности своих войск, дрожал за Неаполь, а военачальник Нарсес вынужден после своей победы раньше всего отослать домой лангобардские вспомогательные войска. Иначе говоря, даже полководцы часто стали опасаться своих войск более, чем чужих.
Император Проб
Что ж, Рим пожинал плоды его безумной милитаризации… С каждым новым цезарем он все более попадал в зависимость от военных. Уже при Августе и его преемниках армии в центральных областях Рима фактически не было, а главные легионы стали концентрироваться в основном в провинциях (Испания, Египет, Рейн, Иудея). Будучи вдали от столицы, легионеры самостоятельно подбирали себе командиров, затем подбивая их на захват императорской власти. Именно так они и привели к власти ряд императоров (Гальбу, Вителлия, Веспасиана). Огромную силу забрали преторианцы. Например, в 193 г. префект преторианцев организовал убийство императора Коммода в пользу Пертинакса, а через три месяца все тот же Лет убил и самого Пертинакса. Такая же история случилась и с императором Пробом (276–282 гг. н. э.). Армия провозгласила его императором, когда он потребовал этого назначения. Другая часть солдат желала другого, но в конце концов прикончила фаворита. Сенат в Риме, естественно, подтвердил его полномочия. Несмотря на то что это был сильный и умелый воин (9 вражеских вождей преклонили перед ним колена и 19 тысяч германцев были включены в римскую армию), несмотря на его победы на Западе и Востоке, дело кончилось тем, что он вынужден был искать спасения от собственных солдат. Причина его гибели не ясна (говорили, он заявил, что армии вскоре и вовсе не понадобятся), но факт остается фактом: его убили свои. Римские вояки открыли одну из самых позорнейших страниц Рима – откровенную продажу империи «с аукциона».
