Триумфальная церемония в Риме
Но тогда как объяснить, продолжает Орозий, некоторые нестыковки и нелепости? При этом он как бы мимоходом напоминает, что основатель Рима, Ромул, был весьма далек от совершенного облика: отец неведом, мать виновна в блуде, альбанские родственники его ненавидели и преследовали, не говоря уже о том, что вся Италия на протяжении 400 лет, пока могла осмелиться, жаждала разрушения Рима. Пусть ваши боги, язычники, и в самом деле были прозорливы. Но тогда в чем причина того, что они привели империю к вершине могущества, а затем, выбрав из стольких веков именно то время, когда среди людей захотел родиться и быть принятым в образе человека Тот, чьим именем и сами боги превратились в пустое место, и за кем поспешили вслед за миром те, кого боги возвеличивали? «Но он трусливо подкрался, – говорят Его противники, – и появился тайком». Но тогда откуда же у скрытного и трусливого столь широкая слава, откуда столь безусловная вера в него, откуда наличие явной силы? Орозий заключает аргументацию такими словами: «Однако я кратко подведу итог спору: те боги, которых язычники считают настолько могущественными, что будто бы, будучи благосклонны, они возвеличивали Римское государство, а в негодовании расстраивали его, весьма благоговейно и весьма усердно почитались именно в то самое время (это ни для кого не секрет), когда захотел родиться Христос и когда Он начал открывать себя народам. И вот те боги, которые заботились как о себе, так и о почитателях своих, оказались не в состоянии ни сдержать, ни уничтожить благоговения перед Ним, благоговения, из-за которого сами оказались в презрении, а почитатели их брошены? Впрочем, если бы (сами римляне) стали почитать Его без охоты, боги должны были бы оказывать им поддержку, а не покидать их, а если те стали почитать Его с готовностью, то боги должны были бы (и) это предвидеть и не поддерживать их прежде. «Это было так, – говорят они. – И в самом деле, мы подняли народы, воспламенили царей, установили законы, разослали судей, приготовили кары с пытками и крестами, мы обыскали весь круг земной, чтобы хоть как-то искоренить во всем мире, если это возможно, имя христианское и культ». Это происходило до тех пор, пока плодоносная жестокость не привела имя христианское среди мучений и через мучения к тому, что оно овладело вершиной самой царской власти, благодаря которой и смогла быть остановлена. И что за этим последовало? «Христианские императоры приказали прекратить жертвоприношения и закрыть (языческие) храмы, и поэтому – все отсюда ушли, алтари и храмы покинув, боги, чьей волей всегда держава наша стояла». В ряде отношений логика рассуждений несокрушимая.
Часовня св. Елены. Литография XIX в.
Язычникам трудно было что-либо противопоставить этой железной логике. Ведь если власть встала на позиции Христа и стала поддерживать Бога, то всем должно было стать ясно – Христос истинен. «Все действительное – разумно, все разумное – действительно». Однако в таком построении есть опасность того, что возможное ниспровержение или поругание церкви в будущем, или преследование ее слуг, как и сокрушение светской власти, которая зачастую является примером вопиющего беззакония и преступлений, также может рассматриваться как воля Божья (и такое тоже бывало). Религия, строящаяся на оправдании и признании всего того, что несет время (безотносительно от того, хорошо это новое или дурно, лишь бы оно исходило из властных сфер), разумеется, не может стать надежной опорой для глубоких, смелых и ясных умов.
Боги побеждают тогда, когда им сопутствует не только здравая логика, но и здравая экономика… Немалую роль в успехе христианской религии сыграли материальные моменты. В эпоху кризиса они становились решающими. Христианство завоевывало популярность, так как Рим проявлял полную экономическую беспомощность, слабость. Историк Лактанций (250–325) писал, каким разорением для римских подданных стали налоги Диоклетиана, тщеславно возводившего роскошные дворцы. «Число сборщиков податей до такой степени превысило количество тех людей, которые обязаны были эти подати платить, что земледельцы, силы которых истощались от неумеренности податей, покидали поля, а обработанные земли превращались в леса. Поскольку страх заполонил все и провинции были разделены на части (для взимания налогов), многие наместники стали налагать большое число тяжких провинностей на отдельные области и даже почти что на каждый город. Многие чиновники весьма редко занимались гражданскими делами, но зато очень часто выносили обвинительные приговоры и объявляли конфискации имущества. Взимание бесчисленных податей было явлением не то чтобы частым, а просто непрерывным, и невозможно было вынести творившиеся при этом несправедливости». Лактанций и рассматривает приход «боголюбивого Константина», защитника христианства, как спасителя всего государства и народа. Ныне «после беспросветного периода неистовых бурь, воссияла спокойная аура и желанный свет». В той же лексике говорится о смене власти у Евсевия: «Теперь наступили радостные и торжественные дни многолюдных празднеств и всё исполнилось света». Церковь выступала за правителей, что проявляли заботу о человеке.
Христос встречается с Петром и Павлом
В свете сказанного понятно, почему христианство стало экуменическим движением только после того, как ушло из Израиля и Иудеи, – ушло от евреев в Египет, Сирию, Византию, Рим, в Европу, на Русь… В Иудее его действия были скованы, да и опасно было проповедовать среди иудеев. В Евангелии от Иоанна сказано: «После сего Иисус ходил по Галилее, ибо по Иудее не хотел ходить, потому что Иудеи искали убить Его» (Ин. 7: 1—17). И только тогда, когда вера мучеников и пророков вырвалась из узкого мирка иудейства с его идеями иудорасизма, отягощенного гордыней непонятного «избранничества», когда «совершенно еврейское» христианство «постепенно совлекло с себя почти всё, что передала ему раса», тогда-то у него и появился шанс на выживание и победу. Христианство оздоровилось после разрыва с иудаизмом и с «упразднением» Торы. И даже гордые римляне (язычники) были ближе к христианской вере, ибо они все же имели сердце, считающееся обителью разума.
Антонио де Переда Валльядолид. Св. Иероним
Петр, Павел, Августин, Орозий, Антоний, Иероним, Афанасий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и другие пришли к христианству по разным причинам. Кто-то нуждался в вере и обрел ее, кого-то угнетали семейные обстоятельства и тот искал утешения, кто-то вынужден бежать от гнета налогов и преследований ростовщиков, кто-то не желал служить в армии и участвовать в гибельных сражениях в угоду каким-то тиранам или императорам, кто-то устал от общения с себе подобными и мечтал об уединении. Всего тут и не перечислишь, но совершенно очевидно, что для многих людей общественные и личные беды, стрессы оказывались ношей настолько невыносимой, что монашество, к тому же получившее еще и идейное основание в учении Христа, стало, если угодно, необходимой социально-духовной отдушиной, приютом несчастных и гонимых. При этом для многих оказалась неприемлема и сама Церковь, едва ли не с первых шагов фактически ставшая своего рода копией государства, Левиафаном в сутане (со всеми минусами и пороками оного). Мы уже сказали, что вначале среди христиан было больше людей бедных и необразованных. Хотя не следовало удивляться тому, что среди отшельников встречались и такие люди как Паулин из Нолы, ученый, сенатор, богатый человек, поэт. Он ушел из светской жизни вместе с женой, отказавшись от всех своих владений и приняв духовный сан. В Южной Италии они вели отшельническую и аскетическую жизнь. В дальнейшем Паулин все-таки стал епископом, то есть пребывал в кругу общественного, не только божьего или небесного служения. В массах были популярны и такие яркие личности, как Иероним, с его крайним аскетизмом и стремлением к умерщвлению плоти.