Подвиг Гильгамеша и Энкиду. Оттиск с печати
Сюжет поэмы напоминает гомеровскую «Одиссею»… Герой отправился на поиски предка Ут-Напишти, «вавилонского Ноя». Приключения его удивительны. Цель путешествия героя – попытка обретения им бессмертия. Эпос записан из уст заклинателя Синлеке-уннинни. Некоторые тексты диктует конь (чему не стоит удивляться: иные сегодняшние законы пишутся ослами). Шумерский эпос более похож на волшебную сказку, схожую в чем-то с русскими былинами. Есть две версии Гильгамеша – шумерская и вавилонская. Хотя шумерская более древняя, нежели вавилонская, но последняя, по мнению Афанасьевой, динамичнее и художественнее. Герой тут напоминает то ли Давида Сасунского, то ли Добрыню Никитича. Оба они, случалось, калечили сверстников, не всегда соразмеряя свои силы. Гильгамешу (на две трети он бог и лишь на одну треть – человек) суждено было пережить смерть друга, Энкиду, разочарование в любви и отказ от всех добыть цветок вечной молодости. Интересны размышления героя, шумеро-вавилонского Байрона, а также художественные сцены, описывающие его жизненные пути и приключения.
Гильгамеш, поящий быков. Оттиск с печати
Когда выясняется, что враги не могут с ними справиться ни с помощью силы, ни с помощью хитрости, к ним ведут блудницу Шамхат. Ее и познал сначала варвар Энкиду. После общения с нею «ослабели мышцы, остановились ноги», а кроме того, «не стал он умней, разуменьем глубже». Таков удел всех мужчин. Ведь девы эти «красотою славны: сладострастьем полны, – сулят отраду – они с ложа ночного великих уводят». Уводят нас со стези разума. Вы скажете: «Да кто же из нас не становился жертвой женщины!» Но Энкиду, по сути, дикий человек, «порожденье полуночи», что «ни людей, ни мира не ведал», «человек-дикарь», без всяких там образований и столичных воспитаний. Не о том должен думать тот, кто хочет на века остаться в памяти народной как герой. Гильгамеш после гибели Энкиду (который стал ему за время их приключений другом, с ним он совершил немало героических деяний) делится мыслями с корабельщиком:
Гильгамеш ему вещает,
корабельщику Уршанаби:
«Уршанаби, цветок тот —
цветок знаменитый,
Ибо им человек достигает жизни.
Принесу его я в Урук огражденный,
Накормлю народ мой, цветок испытаю:
Если старый от него человек молодеет,
Я поем от него —
возвратится моя юность».
Особый интерес представляет противопоставление двух героев – Гильгамеша и Энкиду. Оба созданы по тому же божественному образцу («образ Ана»). Разница в том лишь, что они являются носителями двух противоположных начал и стихий. В эпосе (как и в шумерских песнях) покровителем Гильгамеша является бог дневного света Уту-Шамаш. А вот жизнь Энкиду направляет мрачный и страшный бог ночи и Подземного мира Нергал. Любопытно и распределение мест «надзора и контроля» за людьми между этими богами. Бог света Уту-Шамаш творит суд в гороссде, а бог тьмы Нергал распоряжается судьбами людей в степи (в пустынных или нежилых местах). Отсюда и неизбежное соперничество между героями, которыми руководят столь противоположные и полярные силы. Темнота и невежество Энкиду таким образом вполне объяснимы (дурное влияние среды). Не так ли сегодня у нас говорят, когда хотят показать чью-то дикость: «Ты что – с большой дороги, что ли?!» Критическая линия шумерско-вавилонского эпоса прослеживается и в иных сюжетах.
А. Исачев. Блудница Шамхат
Такова критика в адрес одного из героев, Acaкa, самодовольного дикаря, не почитающего своих родителей, не пробовавшего материнской груди, живущего вне традиций, страстно желающего взойти на престол («возводящий себя на престол»). Этот дикарь напоминает иных невежественных политиков, место которых в лучшем случае у стойла или в хлеву. Правда, у шумеров блудница Шамхат, которую в течение недели познает Энкиду, все же сумела очеловечить дикаря, передав ему основные представления о граде и мире. К несчастью, после этого он скончался от страшной болезни. Не слишком ли большая цена за усвоенные знания? Не превращается ли и наша столица в «великую блудницу», в град без совести и морали?
Гений Древа Жизни
Ассиро-вавилонская, шумерская культуры прочно вошли в сокровищницу человеческих знаний. И не только Гильгамеш, но и образ свирепой Лилит, перешедший из вавилонской поэзии в Библию, в апокрифы Древней Руси, в «Вальпургиеву ночь» Гёте. Ее использовал А. Франс в новелле «Дочь Лилит». Неудивительно, что К. Бецольд поставил тексты Месопотамии по своему значению вровень с китайскими летописями и книгами Ветхого Завета. По мнению Дж. Смита, история Утнапиштима – прародителя вселенского потопа стала предвосхищением библейского сказания о Ное и другом великом потопе.
Бехистунская скала
Надпись Дария на Бехистунской скале
Когда в 1160 году еврейский путешественник Вениамин Тудельский (рабби Вениамин), покинув Испанию, решил взглянуть на Вавилон, город предков, он кораблем добрался до Константинополя, а затем до Мосула, откуда спустился вниз по рек Тигр к Багдаду. Там обнаружил двадцатитысячную еврейскую колонию и поблизости, в Хиллахе, еще одну, 10?тысячную общину. Некоторые жители уверяли, что можно увидеть дворец Навуходоносора – «печь, раскаленную огнем» и даже «Башню рассеянного поколения» (Вавилонскую башню). Видимо, его ввели в заблуждение. Город Вавилон находился ниже. Но кто смог бы разобрать среди множества безымянных холмов именно тот, где некогда возвышалась древняя столица, ставшая ныне «грудою развалин, жилищем шакалов, ужасом и посмеянием»?! К 400 году до н. э. сохранялись лишь стены древнего города. Но и они обрушились после ухода римлян. Миссионер Кроче посетил Месопотамию в 1290 году и подробно описал развалины Ниневии («город значительный»). Установил и место – город Мосул. Позже Л. Роволф скажет: «На этом месте и вокруг некогда находился могучий город Ниневия, какое-то время являвшийся столицей Ассирии».
Первое научное изыскание земель Месопотамии провел итальянский путешественник Пьетро делла Валле, обнаруживший в южной части страны безвестный холм, названный позднее Мукайяр (1625). Оказалось, что под ним скрывались остатки библейского города Ура. Он первым из европейцев «воткнул лопату в песок», скрывавший руины самого древнего шумерского города – Ура (Мукайяра), привез в Италию кирпичи из Вавилона и Ура, на которых были начертаны неизвестные письмена. Он же первым стал говорить, что знаки, увиденные им ранее в руинах Персеполя, следует читать слева направо. Так купец, бродяга и авантюрист, отправившийся на Восток в 1616 году с целью заглушить любовные муки (его невесту выдали замуж за другого), «впервые доставил ученым клинообразные письмена, тем самым положив начало двухсотлетней истории их прочтения!» В те годы исследования Месопотамии лишь начинались. Европейцы практически ничего не знали о ней. Э. Кьера писал: «По моему мнению, европейские ученые в эти годы оставались далеко позади «невежественных» мусульман. В Коране упоминаются «обожженные в аду и исписанные демонами кирпичи»; у меня нет сомнений в том, что это замечание относится к многочисленным покрытым надписями кирпичам, которые можно найти повсюду в Месопотамии. Объяснение происхождения …кирпичей, данное Мухаммедом, пусть не совсем правильно, но он хоть знал, что они покрыты письменами». Впереди была эра открытий…
