Мужу следует помнить и о том, что жены, ко всему прочему, требуют ласки и внимания. Много жен – это и много головной боли. По правилам, если женатый мужчина женится на девственнице, он обязан провести с ней семь ночей подряд. Если же женится на женщине, уже побывавшей замужем, закон к нему более милосерден, так как ей принадлежит право испытывать мужа на прочность в течение только трех ночей подряд. Вдобавок каждая из жен имеет полное право требовать для себя не только отдельную комнату, но и отдельную квартиру или даже дом. Конечно, мужчина может, если уже нет сил тащить непосильную ношу, развестись с любой женой, трижды воскликнув: «Ты мне не жена!» Так же должна поступить жена, желающая оставить мужа. Но и тут налицо явное неравенство полов: она сама не имеет права сказать спасительных слов, но должна вынудить произнести их мужа. Через четыре месяца при свидетелях совершается развод (если мужчина и женщина за сей период ни разу не переспали). Мужу возвращают свадебный подарок, но муж, если он был инициатором развода, должен будет обеспечить достойное существование бывшей жене до ее смерти или до нового ее замужества. Конечно, брак в исламе это в первую очередь «праведный акт преданности и ответственности, услада для души и сердца, обязательство человека перед Аллахом». Но однако же, как очень верно замечено в известной песенке из кинофильма режиссера Гайдая «Кавказская пленница», совсем неплохо иметь три жены, но это только с одной стороны.
Миниатюра из рукописи
В сложной истории иранского народа, несмотря на присущие правителям огрехи, чувствуется это преклонение перед мудростью. Историки мысли, говоря о духовном родстве персов и русских, заметили: «Истоки почитания Мудрости как царствующей персоны, освященной свыше и причастной к самым сокровенным тайнам бытия, уходят дальше, на Восток. Верховное божество иранской мифологии Ахура-Мазда («Господствующая мудрость»), изображаемое в крылатом солнечном диске (напоминающем круги «славы» в древнерусской иконописи), имел 7 ангелообразных женственных божеств, среди которых выделяется Аша Вахишта – истина, покровительница огня. Возможно, отсюда проистекает традиция изображения Софии с огненным ликом и огненными крыльями в Новгородской иконографии. Становится ясным и то, почему Персидское государство в некоторых древнерусских источниках именуется «Софийским». Изображение женственной Премудрости занимает важное место в творчестве Николая Рериха, хорошо знавшего образы Востока». Персия ждет своего возлюбленного, друга и верного защитника… Сказано же неким поэтом: «В душе персидской все созвучно блаженной мудрости Руси – ее прекрасные стихи, каноны, фрески и грехи».
Поэтическое и культурное наследие Ирана
О парфянах мы знаем меньше, чем об Ахеменидах или о Сасанидах. И тем не менее взгляд на них как на эпигонов греческой культуры, как на филэллинов, при которых Иран будто бы пережил свои «темные века», считает Р. Фрай, совершенно неоправдан. Именно при их правлении расцветает иранская архитектура. Героические сказания поэтов Персии в значительной мере восходят еще к парфянским бардам, которые и услаждали слух знати песнями о героях или пахлаванах народного эпоса. Они же спасли и зороастрийскую веру, дав ей основу канона, воспринятого Сасанидами. Нет, у парфян не были короткими их корни и ветви, как утверждал великий Фирдоуси в «Книге царей». Поэтому держава персов и не могла погибнуть, как считала зороастрийская эсхатология, ни через 1000 лет после Зороастра, ни через 5000 лет. Парфяне сумели осуществить гармоничный переход от мира, где господствовал дух Эллады, к обществу, в котором эллинизм был постепенно все же «переварен Востоком» (Р. Фрай). Впрочем, Иран был и остался восточным царством с совершенно особыми религиозными, нравственными и культурными установками, далекими от Запада.
Массовое сознание Запада «ознакомилось» с персидской культурой через «Персидские письма» Монтескье. Популярность их во Франции и Европе была фантастической. Однако сей роман в письмах, выдуманный французом, ставил задачей развлечь публику, а вовсе не знакомить ее с подлинной культурой и нравами Востока вообще, и в частности Персии. Автор в предисловии отдает дань наблюдательности персов: «Эти персияне иной раз были осведомлены не меньше меня в нравах и обычаях нашего народа, вплоть до самых тонких обстоятельств; они подмечали такие вещи, которые – я уверен – ускользнули от многих немцев, путешествовавших по Франции». Хотя Монтескье более интересовали политические учреждения и законы.
Позже делались более серьезные попытки понять персидский феномен. Ван Ден Берг в «Краткой истории Востока» (1880) так характеризовал вклад персов в историю мировой культуры: «Цивилизацию мидян и персов нельзя ставить наряду с цивилизациями Египта и Вавилона. Единственными искусствами, процветавшими у персов, были скульптура и архитектура. Они подражали в них ассириянам, но с нововведениями. Они обладали в высшей степени инстинктом изящного; развалины Персеполя свидетельствуют об их утонченном вкусе. Но о науках они, по-видимому, мало заботились. Все нужды их в этом отношении удовлетворились иностранцами… при дворе персидских царей находились греческие врачи. Инженеры для публичных работ также приглашались из Греции и Финикии. Камбис, в бытность свою в Египте, послал оттуда в Персию египетских художников. Словом, самая существенная заслуга персов состоит в том, что они, при всех недостатках своей администрации и при всех крайностях деспотизма, обеспечивали за Азией, в продолжение двух веков, более гуманную, правильную и прочную правительственную систему, чем какая-либо из тех, что была известна до той поры. Азия благоденствовала в то время, когда Александр Великий предпринял ее завоевание, и цивилизация ее, по-видимому, мало уступала цивилизации греков». Такая оценка роли правления персов в истории (в целом все же позитивная) весьма показательна.
Большая надпись Киламувы из Зенжжирли (XI в. до н. э.)
Несколько слов нужно сказать и о культурном наследии персов… Западные специалисты оценивали искусство Ирана и Ахеменидов как синтез других искусств. Говорили, там царил эклектизм. Одни видели в творениях архитекторов и строителей Персии греческое, другие – египетское, третьи – ассирийское влияние. И. Медведская в главе, посвященной искусству персов этого периода, отвечает на вопрос, было ли оно самостоятельным или скорее обусловлено культурным багажом тех мастеров и ремесленников, что были собраны со всех концов империи для строительства столиц. Попытки иных представить древних персов кочевым народом, что находился в культурном вакууме, необоснованны… На деле иранцы (мидийцы и персы) задолго до создания их империи были и культурно, и политически инкорпорированы в древневосточный мир. Их страна давно уж стала частью сложной сети обширных исторических и культурных связей Древнего мира. Мидийцы и персы познакомились с культурой Ассирии и Вавилонии задолго до VI века н. э. не только благодаря импорту дорогих престижных вещей (Экбатаны – столица Мидийского царства – лежала на Великом Хорасанском пути), но и через постоянные контакты во время войн и походов. Почти 50 лет западные окраины Мидии вместе с Экбатанами входили в состав Ассирии (с 716-го по конец 670-х годов). Иранцы приносили дань ко двору ассирийских царей, очевидно, согласуясь с потребностями и вкусами этого двора. Они были не только «потребителями» в культурном пространстве – их навыки и умение нашли применение в той среде. В VIII–VII веках до н. э. иранцы ассимилировали культуру и искусство Ассирии, Вавилонии, Элама, Урарту, Манны… Наиболее ярко следы культурного синтеза видны на примере архитектуры. Уже мидийцы заимствовали отдельные элементы и архитектурные формы из Ассирии и Урарту (планировка фортов, вырубленные в скале туннели, «слепые» окна-ниши и т. д.), а затем и переосмыслили их. Вероятно, от урартов персы заимствовали циклопическую каменную кладку, обработку камней рустом, скальные могилы, введение цветового контраста в кладку камней (белый и черный цвета), многоэтажные здания или надписи на двух языках. Следует подчеркнуть, что со времен Кира политика культурных заимствований сочеталась с политикой «мирного врастания» народов в Ахеменидскую империю. Кир решительно отказался от принятой, скажем, теми же ассирийцами практики уничтожения или депортации населения покоренных стран. Он не налагал на народы и непосильную дань, которая могла бы окончательно подорвать основы их относительного экономического благосостояния. Он старался создать более или менее нормальные условия для развития. Кир восстанавливал культы, храмы, возвращал богов (так было в Вавилонии и в Иерусалиме).
