Февральская революция старалась использовать демократические инструменты в лице земства и кооперативов для поддержки крестьян. Однако крестьянство относилось к ним с недоверием, как к старорежимным организациям… Да, Временное правительство, буржуазные партии и соглашательские партии попытались придать низовым организациям буржуазно-демократический характер. Эти усилия наталкивались на жесткое сопротивление крестьян. Исследователи отмечают: «Политика всесословных комитетов не отвечала интересам крестьян-общинников». Но почему? В те месяцы буржуазное Временное правительство действует в условиях суровой доминанты — войны.
А. Ф. Керенский на похоронах казаков
И сразу выяснилось, что тут демократические методы не работают. Сверху стали поступать установки типа: «…произвести перепись всего скота в Ново-Бурасской волости и произвести реквизицию скота для нужд армии у спекулянтов и, в случае нехватки, приступить к реквизиции у местного населения, если не будет добровольной продажи…» Посылались и военные отряды для обеспечения «процесса»… Заметьте, это делали не большевики, а самые что ни на есть отъявленные «буржуазисты», деятели Временного правительства. Скоро даже в восторженной буржуазной прессе появляются по отношению к Временным правительствам нотки скептицизма. Уже в начале августа 1917 г. ЦИК, ранее доверивший Керенскому «спасение революции», встретил его появление в Петербургском совете рабочих депутатов гробовым молчанием. Ситуация повторилась и в Москве на заседании Государственного совещания, где левые во время встречи с ним безмолвствуют.
Во всех революциях к революционерам примыкает и плебс, порой самая дикая и свирепая его часть… Во время Февральской революции рабочие и солдаты первым делом настежь распахнули двери тюрем, выпустив не только революционеров, но и так называемых жертв царизма, т. е. разного рода шпану. Правительство объявит в марте 1917 г. общую амнистию. На волю вольную выпустили 100 тысяч бандитов, воров, жуликов, убийц… Правительство тем самым само открыло дорогу анархии. Вдобавок распустили губернскую администрацию, полицию, упразднили Департамент полиции, Охранное отделение, Жандармский корпус. Уволены губернаторы и вице-губернаторы. Итог: правоохранительная система рухнула фактически в одночасье. К слову сказать, не пережил отречения царя небезызвестный жандармский полковник С. В. Зубатов, «крестный отец» Гапона. Узнав об отречении, бывший в отставке старый служака, полковник полиции застрелился… Результаты подобных «свобод» тут же дали о себе знать: Если за весну 1916 г. в Москве было зарегистрировано 3618 преступлений, то за весну последующего года — более 20 тысяч, а количество крупных краж выросло в 5 раз. Горький в письме Е. П. Пешковой от 19 марта (1 апреля) 1917 г. мрачно скажет: «на мой взгляд, преобладающее население России составляют злые и глупые свиньи. Их особенно много в Москве… нет сомнения, что у вас (т. е. в Москве. — Ред.) очень быстро развивается контрреволюция, самая пакостная и страшная — обывательская». В стране уже начинало твориться бог знает что: бандитские налеты, белые кресты на квартирах буржуазии, офицеров и евреев, массовые самоубийства и прочие «прелести» революционного невроза. В немалой степени способствовало тому и то, что страна оказалась наводнена оружием. Все, кто мог и хотел, вооружались. Только за первые дни революции было выдано 20 000 милицейских удостоверений. Отряды народной милиции напоминали, скорее, шайки разбойников или ватаги ушкуйников.
«Проблема» с царской семьей
В такой обстановке принималось и решение о судьбе бывшего царя и его семьи. Речь могла идти о депортации семейства Романовых или даже о его ликвидации. И Временное правительство, поручившее Керенскому решить «проблему с царской семьей», имело к этому прямое отношение. Керенский встретился с Николаем II в Царском Селе в апреле 1917 г. Личное его отношение к царской семье можно назвать «нейтральным» (так он уверял в мемуарах). Он писал: «…К поверженному врагу я не испытывал чувства мщения, напротив, я хотел внушить ему, что революция, в чем-то … гуманна к своим врагам не только на словах, но и на деле». На словах он сочувствует царю.
Керенский говорил в Московском совете: «Как генеральный прокурор, я обладаю властью решать судьбу Николая II. Но, товарищи, русская революция не запятнала себя кровопролитием, и я не позволю опозорить ее. Я отказываюсь быть Маратом русской революции».
Однако личные отношения в политике уходят на задний план, а на первое место неизбежно выходят вопросы политической необходимости, целесообразности. Для ниспровержения монархии и захвата власти буржуазия приложила немало усилий, теперь же в глубине души она опасалась возможности реставрации монархии. Кроме того, она понимала, что солдаты и рабочие Петрограда, Москвы возбуждены до крайности против царя. Правые старались выгородить Романовых: уверяли, что бессмысленно и несправедливо подвергать Николая ответственности за те или иные поступки в качестве императора, ибо это противоречило «аксиоме государственного права». Но у простого народа к царю было свои, совсем иные чувства и своя аксиома права. Трудовой люд требовал расправы над бывшим самодержцем, теперь уже низвергнутым и содержавшимся под арестом.
Король Англии Георг V
Напомним, что правительство Г. Львова выразило согласие отправить семейство царя в Англию, но не отправило. Позже, оправдываясь перед следователем Соколовым, Львов говорил: «Временное правительство не могло не принять мер в отношении свергнутого Императора. Лишение свободы прежних властителей было психологически неизбежно. Необходимо было предохранить Царя от возможных эксцессов революционного водоворота. С другой стороны, правительство обязано было расследовать тщательно и беспристрастно всю деятельность бывшего Царя и бывшей Царицы, которую общественное мнение считало пагубной для национальных интересов страны» (1920).
В разгар подготовки судебного процесса и готовилась отправка царской семьи. Милюков для выработки деталей встретился с послом Великобритании Бьюкененом. Казалось, британцы отнеслись положительно к идее переезда царской семьи в Англию. Ведь в жилах Николая и короля Англии Георга текла одна кровь. Однако, хотя «милый Джорджи» некогда и уверял Николая в дружбе, укрыть его в Англии отказался. Возможно, помешало возмущение общественных организаций. «Дейли телеграф» в апреле 1917 г. писала: «Мы искренне надеемся, что у британского правительства нет никакого намерения дать убежище в Англии царю и его жене. Во всяком случае, такое намерение, если оно действительно возникло, будет остановлено. Необходимо говорить совершенно откровенно об этом». (Правда, жену Александра III, мать Николая II императрицу Марию Федоровну все-таки возьмут на борт английского крейсера в Крыму).
