Исполнительная директория
Глава XII
С начала действий Директории, 27 октября 1795 г., до государственного переворота 18 фрюктидора V года (4 сентября 1797 г.)
Обзор революции. — Характеристика ее вторичного реорганизационного периода; переход от общественной жизни к частной. — Пять директоров, их работы внутри страны. — Умиротворение Вандеи. — Заговор Бабефа; последнее поражение народной партии. — План похода против Австрии; завоевание Италии генералом Бонапартом; договор в Кампоформио. — Французская Республика признана со всеми ее приобретениями и с окружающими ее Батавской, Ломбардской и Лигурийской республиками, продолжившими ее систему в Европе. — Роялистские выборы V года; они изменяют положение республики. — Новая борьба между контрреволюционной партией, преобладающей в советах, клубе Клиши и в салонах, и партией Конвента, утвердившейся в Директории, в клубе Сальм и в войске. — Государственный переворот 8 фрюктидора; партия вандемьера еще раз разбита.
Французская революция, уничтожая старый порядок управления и разрушая до основания старое общество, имела двоякую вполне определенную цель; введение свободных учреждений и более совершенного социального уклада. Все те шесть лет, которые мы рассмотрели, прошли в стараниях утвердить господство одного из классов, составлявших французскую нацию. Привилегированные классы мечтали утвердить свое господство, противопоставив его двору и буржуазии, с помощью сохранения сословий и Генеральных штатов; буржуазия жаждала установить свой порядок вещей, направленный против толпы, знати и духовенства, учреждением Конституции 1791 г., а толпа старалась захватить власть для себя против всех и вся — Конституцией 1793 г. Ни одно из этих правительств не могло укрепиться, будучи слишком односторонним. Но во время этих попыток каждый класс, временно преобладавший, уничтожал в сословиях вышестоящих все, что было в них нетерпимого и препятствовавшего развитию нового французского общества, установленного на началах равенства прав и наибольшей справедливости.
Когда Директория заступила место Конвента, борьба классов совсем утихла. Верхний слой каждого из них образовал партию, все еще боровшуюся за форму правления, но большинство нации, глубоко потрясенное в промежуток времени между 1789 г. и 1795 г., желало только успокоения и утверждения нового порядка вещей. К этому времени окончилось одно великое движение и появилось совсем новое. Революция после предыдущих волнений, громадного труда и полного разрушения, ознаменовавших ее первые годы, занялась гражданским устройством и внутренним успокоением.
Этот второй период замечателен каким-то охлаждением к свободе. Не будучи в состоянии завладеть ею исключительно и на продолжительное время, партии пришли в уныние и бросились из общественной жизни в частную. Этот второй период можно разделить на две эпохи — он был либерален в первое время господства Директории и при начале Консульства и имел правительственный и военный оттенок при конце Консульства и во время империи. Революция с каждым днем становилась все более материальной; создав вначале народ фанатиков, она потом сделала из него народ работников и, наконец, народ солдат.
Много иллюзий погибло: столько было прожито многоразличных состояний, так живо их переживали и в такое малое количество лет, что все понятия перемешались и все верования поколебались. Господство среднего класса, а затем и толпы прошло подобно быстрой фантасмагории. Франция 14 июля была далеко позади со всеми ее глубокими убеждениями, с высокой нравственностью и Собранием, облеченным полновластием во имя разума и в интересах свободы, народным самоуправлением, буржуазной стражей, ее одушевленной блестящей внешностью, со всем этим взаимно связанным любовью к закону и независимости. Далека была и сумрачная, бурная Франция 10 августа, когда только один класс составлял и правительство и общество, и внес сюда свой язык, свои манеры, костюм, тревогу своих опасений, искренность своих мнений, недоверчивость и свой собственный строй. В это время общественная жизнь совершенно ясно заменила собой жизнь частную; республика имела вид то народного собрания, то лагеря; богатые были подчинены бедным, и демократические верования стояли рядом с мрачным и суровым управлением народа. В каждую из этих эпох преобладало увлечение какой-нибудь одной идеей, — сначала свободой и конституционной монархией, затем — равенством, братством и республикой. При учреждении Директории больше не верили ничему, во время великого потопа партий все погибло: и благородные увлечения буржуазии, и страстные надежды народа.
Все вышли ослабленными и разбитыми из этой бешеной бури, и каждый, вспоминая с ужасом о политической жизни, кидался невоздержанно в удовольствия и связи так долго пренебрегаемой частной жизни. Балы, празднества, беспутное мотовство, наряды вошли в бо́льшую моду, чем прежде; это был поворот к привычкам старого порядка. Господство санкюлотов привело к господству богатых, клубы — к возрождению салонов. Этот первый признак возвращения новой цивилизации не мог не быть крайне беспорядочным. Нравы Директории были продуктом старого порядка, возродившегося еще раз перед окончательным устройством отношений и собственных нравов нового общества. На этой переходной ступени роскошь породила труд, ажиотаж смешался с торговлей, салоны повели к сближению партий, переносивших одна другую только в частной жизни; наконец, цивилизация восстановила свободу.
Положение республики к началу учреждения Директории было неутешительно. Не существовало никаких элементов порядка и администрации. В государственной казне не было денег; часто нельзя было вовремя отправить курьеров из-за недостатка незначительной суммы, необходимой для их отправления. Внутри страны царила анархия и стесненное положение: бумажные деньги, выпущенные в обращение в слишком большом количестве, а потому лишившиеся кредита, разрушили всякое доверие к себе и к торговле; голод продолжался; каждый отказывался продавать съестные припасы, так как это значило бы их отдавать даром, арсеналы были истощены или пусты. За границей армии не имели ни повозок, ни лошадей, ни провианта; солдаты были не одеты, и генералы часто не получали своей месячной прибавки в 8 франков звонкой монетой к жалованью, выплачиваемому им ассигнациями; прибавка эта была столь же незначительна, сколь необходима. Войска, недовольные лишениями, теряли всякую дисциплину, и это вызывало поражения и заставило их снова перейти в оборонительное положение.
Этот кризис обнаружился после падения Комитета общественного спасения; он предупреждал недостатки как в армии, так и внутри страны при помощи определенных поборов и обязательной таксы на хлеб, или так называемого максимума. Никто не осмеливался противиться этой финансовой системе, делавшей богатых и купцов данниками солдат и толпы; и в это время съестные припасы не скрывались. Но затем с прекращением насильственных мер и отчуждений голод стал опять давать себя чувствовать; армия, как и народ, стала испытывать нищету, еще более увеличившуюся благодаря реакции против максимума. Политико-экономическая система Конвента заключалась в расходовании громадного капитала, представляемого ассигнациями. Это Собрание было богатым правительством, разорившимся, защищая революцию. Громадная часть французской территории, состоявшая из государственных имуществ, имуществ высшего духовенства, монашества и эмигрировавшего дворянства, была продана, полученные деньги пошли на содержание мало работавшего народа и на внешнюю защиту республики при помощи армий. Больше 8 миллиардов ассигнациями было пущено в обращение до 9 термидора, и, начиная с этого времени, к предыдущей чрезмерной сумме было прибавлено еще тридцать миллиардов. Дальше такую систему продолжать было нельзя: следовало вернуться к труду и восстановить обращение звонкой монеты.
