Швейцарские же власти во второй половине 1930-х годов, когда начался массовый исход евреев из Германии, а потом — из оккупированной ею Австрии, тоже попросили немецкие власти ставить знак «J» в еврейских паспортах. Очевидно, мало какую просьбу соседней нейтральной страны немцы выполнили с таким удовольствием и сноровкой. Швейцарии, надо сказать, немецкая оккупация не угрожала, и в Швейцарии об этом прекрасно знали: нужно же было фашистам надежное место для хранения денег. Особенно — награбленных у евреев.
И деньги эти хлынули бурным потоком. На деньгах — в отличие от документов их законных владельцев — буквы «J» не стояло. Деньги вообще не пахнут…
Незабвенный Беня Крик говаривал, что если бы Бог любил евреев, он поселил бы их не в России, где они так мучаются, а в Швейцарии, вокруг красивого озера. Чувства Бени понять можно, но вот со знанием мира за пределами Одессы у него было плоховато. Красивое озеро (и не одно) в Швейцарии, конечно, есть, но этот географический факт никак не смог бы облегчить евреям судьбу. Хотя бы потому, что никто их поселиться вокруг этого красивого озера не приглашал. Более того: реши они там поселиться, им бы никто не позволил. Ибо швейцарцы так любят свой уютный дом в горах, что даже мысль о том, что туда могут нагрянуть чужаки, им непереносима. Особенно если чужаки — евреи. Вообще-то в швейцарских законах существовал пункт, согласно которому страна предоставляет убежище беженцам. Но с принципиальным добавлением: «исповедующим христианскую веру».
Что ж, положа руку на сердце признаем: в своем доме каждый волен распоряжаться как ему угодно. Особенно если дом этот мал и независимость его пришлось отстаивать много веков: то от австрийцев (на чем специализировался знаменитый Вильгельм Телль, поразивший стрелой яблоко на голове собственного сына), то от Наполеона, авторитарно внедрявшего в независимой республике свои законы… И что с того, что законы эти были прогрессивны! Швейцарское понятие «не наше!» отвергало как эти прогрессивные законы, так и само понятие «Гельветическая республика» (государственное образование на территории Швейцарии, находившееся под протекторатом Франции).
Тем не менее именно благодаря наполеоновским законам в Швейцарии (Гельветической республике) вновь стали селиться евреи. К тому времени те немногие евреи, поселившиеся в Швейцарии с XIII столетия, были уже двести лет как изгнаны. По религиозным, разумеется, причинам. Впрочем, дело было еще и в том, что единственным занятием евреев в этой стране были финансовые операции — как правило, не приносившие популярности людям, которые ими занимались. К XVIII веку в стране существовали всего три крошечные еврейские общины в трех маленьких городках графства Баден, не являвшегося к тому же полноправным членом Швейцарской Конфедерации. (По иронии судьбы, именно финансовые операции спустя несколько веков стали основой швейцарского благосостояния, но это вовсе не означало, что местные банкиры мечтали поселить в стране опасных конкурентов.)
Итак, в стране стали селиться евреи из Франции — французские, между прочим, граждане, права которых отстаивало французское революционное правительство. Тогда местные евреи (хоть их было и мало) потребовали уравнять их в правах с пришлецами, и Национальное собрание пошло им навстречу. Но тут Франция потребовала полной эмансипации евреев, что уже вызвало возмущение. Один из депутатов даже потребовал «отправить всех евреев к Наполеону, чтобы тот повел их на Иерусалим». Прямо прасионист какой-то, а не антисемит (коим он, несомненно, был).
Таким образом, несмотря на французское давление, эмансипация была отвергнута. Впрочем, правительство позволило евреям не только жить на всей территории Баденского округа, но и приобретать там недвижимое имущество. И то прогресс по сравнению с недавним прошлым!
А тут Наполеон взял — и отменил Гельветическую республику, восстановив прежние права Швейцарии, включавшие в себя один важный пунктик: не существует швейцарского гражданства, существует гражданство кантонов. Каждый кантон решает его по-своему и обычно крайне неохотно предоставляет гражданство иностранцам. Это правило действует и по сей день — жми не жми заграничная общественность на швейцарское правительство, у последнего всегда наготове ответ: мы-то, мол, что, мы — люди прогрессивные и демократию уважаем, да только с кантонами и законами их средневековыми ничего поделать не можем. И зарубежная общественность, вздохнув, смиряется: ну не покушаться же на старейшую демократию Европы, в самом деле!
В Бельгии, Голландии и, наверное, Люксембурге
Мы не случайно употребили название Люксембург, хотя в послевоенные времена эти три страны упоминаются обычно вместе и даже в сокращенной форме: Бенилюкс. При этом о существовании заметной еврейской общины в третьем из этих государств нам неизвестно. Конечно, какие-то евреи есть («Где ж без их обийдеця!» — как говаривал батька Ковпак, видный советский военачальник), но обладают ли они такими чертами своеобразия, как евреи в Бельгии и Голландии, мы не знаем.
Еврейские общины на территории этих стран существовали исстари, и очевидно, это были ашкеназские евреи, общины которых то процветали, то подвергались истреблению и изгнанию, особенно во время Крестовых походов. Но потом территории нынешних Голландии и Бельгии — точнее, Нидерланды, Фландрия и Бургундия — стали частью Испанской колониальной империи. Несомненно, здесь появились сефарды, в данном случае в буквальном смысле — от слова Сефарад, то есть Испания.
Народы этих стран вели с испанцами упорную борьбу за освобождение, испанцы же отвечали традиционными для них методами: кострами инквизиции и казнями. Можете не сомневаться, что евреям тогда попало, и попало немало, что и сыграло впоследствии для них самую положительную роль. Мы имеем в виду то время, когда будущие Бельгия и Голландия добились-таки независимости. А евреев в это время начали изгонять из Испании и Португалии, и надо было искать новое место в широком недружелюбном мире.
Так вот, Голландия, где возобладал протестантизм, увидела в евреях не только искренний антииспанский элемент, но и антикатолический. А потому пустила испанских евреев к себе и предоставила определенные религиозные свободы: протестанты в тот период хотя и не дошли еще до свободы совести, но были уже на пути к ней.
Фламандцы (повторяем: до создания Бельгии было еще далеко), говорящие с голландцами на одном языке, но оставшиеся католиками и потому в общее государство не вошедшие, тоже ценили в евреях их тогдашние антииспанские настроения. Когда дело касалось испанцев, никакие другие соображения во фламандские головы не приходили. Поэтому евреев допустили и во Фландрию.
Все это оказалось весьма на руку тем евреям, которые для виду крестились в Испании или Португалии. Здесь можно было смело вернуться к вере предков. Но фамилии-то оставались. И какие! Звучные: д’Акоста (помните: Уриэль Акоста?), да Сильва, Кастро (кажется, вождь трудящихся Кубы здесь ни при чем), Франко, Карвальо, Перейра. Как, кстати, сохранился и испанский язык в той его архаичной форме, которая приводит в трепет филологов-испанистов.
Поэтому, когда, бродя по Брюсселю или Роттердаму, вы увидите табличку «Адвокат Ж.-П. Кастро» или «Дантист Перес д’Оливейра», не сомневайтесь: это тот врач, о котором вы подумали. И послевоенный посол Нидерландов в Москве по фамилии Тейксейра де Матос — тоже. Только первое имя надо читать по-португальски — Тейшейра, но, очевидно, за века в Нидерландах транскрипция изменилась. И первый генерал-полицмейстер Петербурга граф Дивьер — из этой же команды: его вывез Петр из Голландии, поставив, правда, условием креститься. Что молодой Дивьер, бывший пират, сделал с легкостью, но в их семье к этому привыкли, ибо дедушка его стал католиком в Испании; ну да не будем его судить — свою роль в русской истории он сыграл, а мы его вспомнили потому лишь, что говорим об именах, свойственных евреям Бельгии и Голландии. И, может быть, Люксембурга.
