Третий еврейский комитет. 1809–1812 гг.
Третий еврейский комитет был учрежден именным императорским указом 5 января 1809 г.
[554] Одним из главных направлений деятельности комитета должно было стать «исследование» обширного корпуса проектов «депутатов еврейских обществ» 1807 г. «о поправлении участи их». В комитет во главе с сенатором В.С. Поповым, некогда в качестве главы комиссии по принятию прошений общавшимся с различными еврейскими представителями
[555], вошли упоминавшийся выше сенатор Алексеев, товарищ министра внутренних дел (с апреля 1810 г. – министр внутренних дел) О.П. Козодавлев, бывший член Первого еврейского комитета С.О. Потоцкий, Я.А. Дружинин и бывший минский губернатор З.Я. Карнеев, упоминавшийся выше в связи с казусом со слухами, распространившимися среди евреев в связи с учреждением Первого еврейского комитета. Примечательно, что «общая» точка зрения, отразившаяся во всеподданнейшем докладе комитета, сильно отличалась от мнений, ранее высказывавшихся его участниками по еврейскому вопросу. Так, не получил развития рассматривавшийся комитетом (возможно, в продолжение упоминавшихся выше предложений сенатора Алексеева) проект привлечения евреев к военной службе
[556]. Отказ от введения рекрутской повинности для евреев, а также «либерализация» взглядов членов комитета были, возможно, связаны с определенным влиянием со стороны «поверенных всех еврейских обществ», принимавших участие в его деятельности.
При этом имела место легитимация «поверенных» только со стороны «еврейских обществ». Как уже неоднократно отмечалось в данной работе, «еврейские общества» – выражение исключительно неопределенное и допускающее самое широкое толкование. Неопределенностью этой формулировки, например, в указе 19 февраля 1807 г. могли воспользоваться различные группы еврейского населения при выдвижении своих собственных представителей в качестве официальных выразителей интересов еврейского населения. Поскольку кагал к тому времени имел сильную оппозицию в лице хеврот, последние тоже могли выдвигать своих представителей в качестве «депутатов» и «поверенных»
[557]. При этом соотношение сил в каждой отдельно взятой общине могло быть разным и со временем изменяться
[558], что не могло не влиять на состав ее представителей, отправлявшихся в столицу. Формулировка «еврейские общества» не имела также четких региональных границ и могла подразумевать как искусственно созданные властью губернские и уездные кагалы, так и традиционное еврейское деление на автономные общины. Противоречия между кагалами и стремившимися отделиться от них прикагалками, как это имело место в описываемый период в Гродно
[559], где стороны вынуждены были прибегнуть к вмешательству губернской администрации, и конфликты между хасидами и сторонниками традиционного иудаизма также не могли не влиять на выборы депутатов и поверенных.
Итак, в 1809 г. «поверенные от еврейских обществ почти всех губерний» отправились в Санкт-Петербург, где представили свои прошения «о поспешнейшем разрешении их участи и избавлении от угрожающего им совершенного разорения» председателю Третьего еврейского комитета и министру внутренних дел
[560]. Согласно относящимся к первым дням работы комитета служебным записям В.С. Попова «По высочайше учрежденному комитету для рассмотрения дел еврейских»
[561], уже 14 января «евреи чрез поверенных своих подали краткую записку»
[562], содержание которой не раскрывается. Возможно, с прошением евреев связана и следующая запись о необходимости провести «прежде всего новую перепись самих жидов, во всех губерниях находящихся»
[563]. Отметим, что слова «еврей» и «жид» употребляются в записях попеременно, без каких-либо смысловых различий между ними. Быстрота реакции евреев на учреждение комитета, вероятно, связана с тем, что поверенные уже находились к этому моменту в столице.
Прошения поверенных, поступавшие в комитет на протяжении 1809-го – начала 1812 г., были объединены в докладе комитета с «мнениями от депутатов еврейских обществ», «вытребованными в разные времена по высочайшему повелению»
[564], т. е. с критическими замечаниями по поводу «Положения» 1804 г., высказанными депутатами 1802–1804 и 1807 г. созыва. Иногда для обозначения еврейских представителей в докладе употребляется просто слово «евреи»
[565]. Примечательно как суммарное изложение просьб различных еврейских представителей, так и полемика с ними членов комитета. Значительной уступкой, сделанной комитетом как еврейским поверенным, так и здравому смыслу, был отказ от политики переселений, чтобы «вящим продолжением насильственных мер в настоящих политических обстоятельствах не ожесточить сей уже до крайности стесненный народ»
[566]. Поверенные в данном случае выступали от имени «целого еврейского народа», протестуя против «нарушения его прав» и «произвольного растолковывания» местными властями законодательства о евреях. Согласно докладу комитета, поверенные открыто заявляли, что в результате массового выселения евреев из сельской местности и запрета на производство и продажу алкоголя большинство евреев «должны будут или сделаться бродягами, или совершенно погибнуть»
[567]. Описание бедствий еврейского населения в прошениях поверенных члены комитета интерпретировали как угрозу того, что лишившиеся средств к существованию евреи «ввергнутся в отчаяние, могущее произвести последствия, вредные для общественного спокойствия»
[568]. Опасения по поводу «еврейского бунта», а в связи с воображаемой угрозой французского влияния, еще и государственной измены с их стороны, к тому времени прочно утвердились в правительственных кругах, и все признаки недовольства существующим положением вещей, обнаруживавшиеся в прошениях еврейских депутатов и поверенных, интерпретировались соответствующим образом. В этой связи и сами депутаты могли вызывать сильные подозрения властей. Не исключено, что депутаты каким-то образом использовали намеки на угрозу еврейского бунта, чтобы добиться смягчения законодательных ограничений, как это сделал Ноткин в описанной выше переписке его с Кочубеем
[569].
