Позади, еле успевая за хозяйкой, скакали Большой Пьер и один из солдат.
Ветер, бивший в разгоряченное лицо, постепенно ее успокоил и Жанна, уже медленней, поскакала обратно к отелю.
Внезапно впереди мелькнула ненавистная зелено-алая спина.
Увидев злодея, Жанна без раздумий направила коня прямо к нему.
– Доброе утро, милый Жан! – приветствовала она шевалье, испуганно обернувшегося на приближающийся цокот копыт.
– Доброе утро, прелестная Жанна… – растерянно ответил он, пятясь от надвигающегося громадного жеребца.
Тесня его конем, Жанна, улыбаясь, спросила:
– А как Ваше самочувствие? Следы от поцелуев уже сошли?
– К-каких поцелуев? Громобой почти придавил Жанна к стене дома, загнав его в вонючую лужу помоев.
– А тех, что я Вам дарила, когда Вы выигрывали пари, чтобы обновить свой сундучок!
Жан понял, что сейчас будут бить и не ошибся.
Хлыст в руке Жанны обрушился на его плечи. От боли и страха шевалье стал зеленее своего костюма. Он скорчился у стены, закрыв голову руками, и изредка вскрикивал.
– Простите, госпожа Жанна! – проскулил он. – Это была ошибка!
– За ошибки надо платить! – ласково объяснила ему Жанна. – И за оскорбление чести дамы тоже. Вы, кажется, еще не рыцарь? Жаль… Ну ничего, не тревожьтесь, я исправлю Вашу ошибку!
Бросив униженного шевалье барахтаться на склизких объедках, Жанна вернулась домой и, переодевшись, поехала в замок.
В покоях герцогини Анны она появилась в распрекрасном настроении, и через час весь двор хохотал над приключениями шевалье Жанна в объятиях баронессы де Шатонуар.
Только вечером, уже засыпая, Жанна вспомнила встречу с монашком и поняла, что он сказал…
* * *
Жаккетта сидела на чердаке среди сушеных трав и грустила.
В таком состоянии она в последнее время пребывала довольно часто: не то время свободное появилось, не то еще что…
Если говорить честно, то она даже не грустила. А, как бы поточнее выразиться, недоумевала.
У нее зародилось страшное подозрение, что если она неправильно молилась святой Бриджитте и та не так поняла обращенную к ней молитву.
Ведь Жаккетта просила оградить ее только от нежелательных ухажеров, а, похоже, что святая Бриджитта отгоняет скопом всех мужчин.
Думы, одна страшней другой витали в голове Жаккетты.
Может быть, святая вообще не признает несупружеских отношений?
А может, исчезло то самое, божьим попущением приобретенное, свойство Жаккетты, а без него ни один парень на нее и не посмотрит?
Или она просто стареет – ведь двадцать лет не за горами?!
«Дома, небось, все ровесницы детишек нянчат, даже косоглазая сплетница мари! Аньес со дня на день за своего Ришара замуж выйдет, даже Большой Пьер и то свое счастье нашел… Одна я – одна! Не с противным же Шарло якшаться!» – думала Жаккетта, теребя в руках какой-то корешок и отрешенно наблюдая, как падают с него в подол кусочки кожуры.
– Жаккетта!!! Куда эта корова запропала?! – раздался снизу вопль Жанны. – Жаккетта!!!!!
«И чего это госпожа разоралась?» – вяло удивлялась Жаккетта, спускаясь. – «И не лень же ей горло драть. Колокольчика, что ли, нет?»
* * *
– Долго, скажи на милость, тебя искать?! Я чуть руку не оторвала, пока колокольчик трясла! – накинулась на нее Жанна. – Приходила горничная от Франсуазы. Скорее беги в лавку Жана Лебрэ, там появились венецианские сеточки для волос. Сама выберешь, какая мне больше подойдет, и купишь одну! Да смотри, поторгуйся!
– Так мы же ему еще с прошлого раза не заплатили?
– А-а, какая ерунда! Скажешь, что скоро заплачу! Пошли, причешешь меня скорее, я и так опаздываю!
В лавку, так в лавку.
Молниеносно управившись за каких-то полтора часа с прической госпожи, Жаккетта (нога за ногу) поплелась куда велено.
Она шла по мостовой и прикидывала, как бы поделикатней намекнуть святой Бриджитте, что она, Жаккетта, не против того, чтобы к ней приставали. То есть, не то, чтобы не против, а точнее, не совсем против. Ну, то есть, в каждом случае надо посмотреть, против она или, все-таки, не против.
Сама запутавшись в многочисленных «против» и «не против», Жаккетта плюнула на раздумья и принялась с любопытством разглядывать людей на улочке.
Этот район, сосредоточие лавок, был одним из самых оживленных, и публика шастала там самая разнообразная: от новеньких бархатных и суконных костюмов, до драных дерюжных рубищ.
Впереди Жаккетты шествовала ярко разодетая и приторно благоухающая на весь квартал девица.
Ее платье, выглядывавшее из-под короткого, коричневого плаща, обшитого потрепанной малиновой бахромой, было сшито из простой, даже не шерстяной материи. Но, зато, выкрашено в абсолютно дикий оранжевый цвет. Неряшливо завитые локоны и накладные косы украшали ленты цвета подгнившего салата.
Девица плыла, как каракка по волнам, покачивая и одновременно виляя бедрами при каждом шаге.
«Ух, ты!» – восхитилась своеобразию походки Жаккетта и попыталась несколько шагов пройти так же.
Попытка чуть не закончилась плачевно: с непривычки и от неумения, Жаккетта запуталась в собственной юбке, ее ноги сбились с прямого курса, и повели куда-то в сторону.
Сбоку, из темного зева скобяной лавки вынырнул толстенький, прилично одетый господин, в которого Жаккетта чуть не врезалась в конце своего загогулистого виража.
– Скучаешь, красотка? – спросил он, подмигивая.
Жаккетта перешла на обычный шаг. Холодно, прямо как госпожа.
Жанна, осмотрела незнакомца и отрезала:
– Ничуть! По делу иду!
– Вот и славно! – обрадовался толстячок. – Я тоже люблю деловой подход, безо всяких там кривляний и ужимок. Моя плата – восемь денье
[44]
.
– Чего? – не поняла Жаккетта.
– А что? – удивился в свою очередь господин. – Не экю же с солнцем
[45]
тебе платить?! Твоя товарка и половину сейчас согласится! – он махнул в сторону разряженной девицы.
Около той семенил кривоногий молодчик.
Выгнутые колесом ножки не облагораживали даже толстые слои пакли, вшитые в алые чулки. После коротких переговоров он по-хозяйски облапил девицу за бедра и повел в какую-то подворотню.
«Так это же шлюха на промысле…» – запоздало поняла Жаккетта. – И этот боров меня за такую же принял! Вот козел!»
