А на следующий год началась воробьиная Волна – миллионы погибших от голода птиц устлали асфальт городов.
И вот теперь – сурки.
Рабочей группе, высланной на Юг, было предписано собрать информацию. Информации оказалось достаточно. В первый же день, развернув стационары, группа перестреляла несколько десятков сурков. А ночью сурки предприняли ответное нападение.
Капитан задержал дыхание, словно и сейчас тошнотворный, сладкий запах крови полез в ноздри. Четырнадцать человек. Некоторых он хорошо знал.
– Есть связь, – доложил сержант.
Капитан открыл глаза. Стационар с беспорядочно лежащими телами исчез. Был полдень. Зеленели клейкие березы. Солнце стояло над головой.
– Запроси обстановку, – сказал он.
Доктор, обжигаясь, вытащил банку из нагревателя.
– Готово.
Сержант свернул рацию.
– Никаких следов, – мрачно сказал он. – Завтра выходят из леса.
Стажер первый полез в банку с тушенкой.
– Ты все-таки присматривай.
Стажер насупился, бросил ложку, взял автомат.
– Эх, братцы, люблю поесть, – сказал доктор. Он удобно устроился на животе.
– Почему их назвали сурками? – спросил капитан.
– Считается, что они генетически связаны с этим видом, – неохотно ответил стажер. Он переживал обиду. – Полагают, что сурки – наши, степные – под влиянием каких-то факторов трансформировались в новый вид. Вообще видообразование процесс длительный, но тут что-то дало толчок. Разумеется, это одна из гипотез, – добавил он.
– Ги-по-те-за, – сказал сержант.
– Их только начали исследовать, – глядя на лес, сказал стажер.
– Эх, жизнь… Таскаешься по лесу, как… как сурок, мокнешь, не спишь.
– Убедился, что съел половину, отставил банку. – Вот послушайте, стажер, а правда, что сурки гипнотизируют людей? Если сурок посмотрит в глаза, то как бы задеревенеешь, не сможешь пошевелиться. А он подойдет и перегрызет горло.
– Тебе, Генчо, тушенка в голову ударила, – сказал сержант.
– Нет, вы как хотите, братцы, а я не согласен попасться этим тварям. Я видел, что они делают на Южных фермах.
– Все видели, – сказал капитан. – Хватит об этом.
– Я слышал насчет «черного взгляда», – сказал стажер. – По-моему, это ерунда. Не надо переоценивать сурков. Они – животные. Правда, профессор Левин говорит о зачатках коллективного разума, но это лишь гип… предположение. Настоящего человеческого разума у них нет, в лучшем случае – организованный инстинкт, как, например, у муравьев. Может быть, в будущем, когда они эволюционируют… тогда… Это будет любопытно.
– Я человек нелюбопытный, – сказал доктор. – И предпочитаю держаться от них подальше. Ты меня защитишь в случае чего? – обратился он к сержанту.
Сержант не ответил: подхватив с коленей автомат, вглядывался в кусты. Доктор проворно перевернулся, щелкнул предохранителем.
– Ну-ка, – сказал сержант.
Капитан кинул туда пустой банкой. Кусты проглотили ее, не шелохнувшись.
– Померещилось. – Сержант опустил автомат. – Надо идти, командир. Не нравится мне этот лес.
– Лес как лес, – сказал доктор.
– Стажер! Говорят, что сурки на своей территории – там, где живут, – истребляют все живое. Или это тоже гипотеза?
– Гипотеза. Но многие животные охраняют свою территорию. Например…
С вышины донесся слабый стрекот. В синем небе плыл крохотный вертолет.
– Наш. Беспокоятся, – сказал сержант. – А чего беспокоиться? Я утром сообщил – все в порядке.
– Дать ему ракету? – спросил доктор.
– Нет, – сказал капитан. – Они нам ничем не помогут. Только привлекут внимание сурков.
– Если здесь есть сурки, – сказал стажер.
– Есть, не беспокойся, – ответил сержант.
Капитан скомандовал:
– Так. Доктор – приборка. Я наблюдаю. Сержант и стажер – быстро обедать. Выходим.
– Нет, это не жизнь, – со вздохом сказал доктор.
Капитан шел замыкающим. Впереди бесшумной тенью скользил сержант, за ним тащились доктор и стажер, этих было слышно за километр, и затем – он.
После того как сержант спросил, он и сам видел, что лес не такой. Мертвый. Не было даже птиц. Тихо стояли осины. Жались друг к другу темные, колючие ели. Сверху прямыми лучами просвечивало солнце. Пустота. Тишь. Словно не лес, а картонная декорация.
Судя по карте, до границы со степью еще двое суток. У них самый северный маршрут. Остальные должны выйти из леса гораздо раньше. И конечно, тоже ни с чем. Кто их придумал – поисковые группы. Они имеют смысл при зарождении Волны: забрасывается несколько групп, они оперативно устанавливают очаг репродукции и ликвидируют его своими силами или вызывают спецкоманду, точно указывая ей район поражения.
Совершенно бессмысленно ставить поисковикам задачу на прочесывание. Что мы можем – пять групп, двадцать человек в тысячекилометровом лесу. А все политика Биоцентра: локализация активных Волн в локусах репродукции малыми силами. Политика сдерживания. Расчет на то, что амплитуда популяций, от которых вот уже сорок лет лихорадит природу, будет уменьшаться. Надежды на постепенную стабилизацию. И, как выясняется, напрасные надежды. Нет, господа, никакой спонтанной стабилизации не будет. Теперь это ясно. Генофонд природы расшатан настолько, что самостоятельно он не нормализуется. А если так, то и выводы надо делать соответствующие. Раз мы вынуждены вступить в войну с природой, то это должна быть именно война. И не надо бояться этого слова, не надо прятаться за термины – точечная регуляция, коррекция генетических аномалий. Война. И она должна вестись именно военными средствами. Не поисковые группы Биологического центра – армия, две армии, три – сколько понадобится. Оцепить весь лес, наглухо блокировать и прочесать, проверить каждую травинку. Уничтожить всех сурков. Всех до единого. Никаких изучений, даже в вивариях, никаких исследований, никакой зоологии, морфологии, этологии – вымести эту мразь до последнего. Земля – для человека. Война до полной победы, до тех пор, пока природа не будет подавлена, подчинена, поставлена на свое место. Только так.
Они шли уже больше часа. Лес мрачнел. Деревья раздавались вширь. Стали попадаться лиственницы с могучими вывороченными корнями, темные пещеры под ними неприятно действовали на нервы, казалось, в черноте их сидит кто-то, скрючившись, блестя осатанелыми глазами, – ждет момента.
Сержант, почти невидимый в пятнистом комбинезоне, остановился меж двух больших деревьев. Группа подтянулась. Доктор хрипел горлом, сразу полез за флягой с водой. Стажер вытирал пот. Последние километры через бурелом дались нелегко.
– Надо выходить из леса, командир, – сказал сержант. – Я что-то совсем сдал. Мерещится всякое. А приглядишься – ничего нет.
