– Огоньки? Ну да, это цветет папоротник. Сорвешь цветок, бросишь – он поплывет по воздуху. И там, где упадет, – непременно клад…
– Где мы? – опять спросил я.
Антиох радостно засмеялся:
– Значит, не догадался еще? Тогда посмотри: Рыбы, Вода, Земля, Травы, Звезды… Живое и неживое – все вместе. Помнишь, мы приходили к тебе и говорили о вечной жизни?
– Это когда ты умер – конечно, помню…
– Ах – нет…
– Похоронили отлично, – заверил я. – Можешь не сомневаться. Я бы на твоем месте остался доволен.
Антиох обернулся назад, где открывался темный обрыв и где точно в последний раз светила прохладная серебряная вода.
– Вот это оно и есть – вечная жизнь…
И сразу же после этих слов низко над фиолетовыми соцветиями крапивы, над черным зубчатым лесом, над туманами, стелющимися по озеру, бесшумно, будто во сне, зажглась мохнатая неземная звезда. За ней – вторая, третья, четвертая…
– Зовут, – сказал Антиох. – Видишь – зовут…
Попятился, раздвигая спиной крапиву:
– Идем.
Ноги у меня приросли к земле.
– Нет…
Антиох вновь необидчиво засмеялся.
– Думаешь, жжется? – спросил он. – Верно, жжется. Жжет насмерть.
Беззвучно распространялся в небе великолепный звездный пожар. Пылал уже весь горизонт, и становилось ясным, что он будет светить так по крайней мере тысячу лет.
– Не могу, – выдавил я.
Я и в самом деле не мог.
– Идем, идем…
Антиох отступал все дальше. Осыпанные стеклянным ворсом листья затягивали его. Слабенько прогудел рожок, наверное призывающий к подвигу. Края неба заколебались и начали расползаться тающими лохмотьями.
Ворон на обугленном дереве щелкнул крыльями, тяжело всхрипнул и разинул изогнутый роговой клюв:
– Дур-рак ты, Ар-ркаша!..
Очнулся я на полу.
Нос у меня расплющило о паркет, локоть неестественно вывернуло, а на лбу, чуть ниже волос, горела свежая ссадина.
Наверное, я здорово кувырнулся.
И еще – раздирало грудь, не хватало воздуха, словно я не дышал, по крайней мере, неделю.
Сотни крохотных коготков вонзились в легкие.
Страшно было пошевелиться.
Кое-как я все-таки дотащился до кухни. Пил долго и жадно, выхлебав почти всю заварку из чайника. Потом плеснул на себя холодной водой и тщательно, словно после зарядки, растерся вафельным полотенцем.
Только тогда мне стало немного легче. С разъеденного потолка по-прежнему громко шлепались капли. Таз уже переполнился, и мне пришлось его вылить. Затем я открыл форточку, и в квартиру ворвался оглушающий грохот дождя.
Хлестало по мокрым крышам, по мостовой, яростно клокотало в трубах, и содрогалась, как рушащийся театр, вся ветряная непроглядная темень.
Под настольной лампой белели три аккуратных страницы.
Меня будто током ударило.
«ВОРОН»!
Абсолютный текст!
Это – Антиох. Он все-таки добился, чего хотел. Он хотел вечной жизни, вот и получил – вечную жизнь.
Я смотрел на эти страницы как зачарованный. Они одновременно и притягивали меня, и пугали.
Абсолютный текст!
«ВОРОН»!
Диагноз у Антиоха был – асфиксия. Это означало, что он перестал дышать.
Асфиксия.
У меня до сих пор побаливало в груди. Голова чуть кружилась, и острые коготки в легких еще покалывали.
Дождь за черными стеклами ревел не переставая.
Впрочем, если соблюдать осторожность, то ничего страшного, видимо, не произойдет.
Я сел, крепко зажмурясь, и на ощупь придвинул эти страницы к себе. Далее глубоко вдохнул и ухватился руками за край стола. Сердце выскакивало из ребер, и мне казалось, что я сейчас низвергнусь в бездонную пропасть. Впрочем, одну только строчку, всего одну. В прошлый раз началось с того, что медленно потускнела лампа. Это надо иметь в виду – если свет начнет гаснуть.
Главное – не увлекаться.
Я осторожно открыл глаза.
Итак.
В верхней части страницы крупными буквами было напечатано – «ВОРОН».
Ниже стоял эпиграф: «Кто кричит ночью?»
Я перевел зрачки к первой строчке.
Ворон на обугленном дереве щелкнул крыльями и разинул изогнутый роговой клюв.
– Дур-рак ты, Ар-ркаша!..
Я теперь находился на берегу озера. Берег был чистый, песчаный и кое-где поросший легкой осокой. Неимоверной кручей вздымался сзади обрыв, и над дремучей кромкой его сияли волосатые звезды.
Зашуршала подминаемая трава.
Антиох, вышедший из-за камня, протянул мне руку:
– Вернулся? Я так и знал, что ты непременно вернешься.
Рядом с полузатопленной почерневшей корягой воткнулась в песок плоская лодка.
– Садись, я тебя отвезу.
– Куда? – спросил я.
На дне лодки стояла вода.
– Там есть дом, – увлекая меня, сказал Антиох. – Зажжен огонь в лампе, спокойствие… Впрочем, ты сейчас сам все увидишь…
Далеко, на той стороне, горели два желтых окошка.
– Эта дверь открыта всегда…
– Не хочу, – слабо сказал я.
Он засмеялся, обнажив белые зубы:
– Там тебя не держит ничто. Терять тебе нечего. А здесь ты будешь жить вечно.
Он ступил в лодку:
– Ну?
Я еще сомневался.
– Один только шаг, – сказал Антиох. – Только один, и эти двери откроются. Предстанет перед тобой вся вселенная. Один только шаг – и будешь жить вечно…
В лодке не было весел.
– Как мы поплывем? – спросил я.
– А вот так и поплывем, – сказал Антиох. – Она сама поплывет. Здесь совсем рядом.
Опять прозвучал рожок, зовущий к подвигу. Быстро взошла над озером выпуклая луна дымно-красного цвета. Мерцающая дорожка протянулась от нее на ту сторону.
Ворон слетел с дерева и уселся на узкий нос лодки…
Меня спасло, видимо, только то, что свалилась лампа. Грохнул разлетевшийся стеклами абажур, и, дребезжа, покатилась по полу керамическая подставка. Трудно даже представить, как это на меня подействовало. Я вскочил точно бешеный и заметался по комнате, наталкиваясь в темноте на мебель. Опрокинул стул, на котором сидел, стукнулся о диван, чуть не перевернул в углу таз, снова полный воды.
Это немного привело меня в чувство.
