– А вот съемки наземных баз, – сказал военный министр.
Сменяя друг друга, потянулись однообразные бетонные полигоны. Из открытых шахт торчали ракеты с изъеденными носами. Лохматился тусклый металл.
– В настоящее время мы потеряли тридцать процентов стратегических ракет и до сорока – тактического ядерного оружия, – продолжил военный министр. – При таком темпе через сутки армия лишится возможности наносить эффективные удары.
Он выпрямился:
– Решайтесь, Гиф.
– Гиф, вы запрашивали русских? Что у них? – быстро спросил советник.
– Нет, – нерешительно сказал президент.
– Почему?
Военный министр высоко поднял брови, как всегда, если разговаривал с гражданской администрацией.
– Мы не можем сообщать русским о потере боеспособности. Это равносильно измене.
Советник искривил губы:
– Генерал, я не хуже вас понимаю свой долг.
– Есть конкретный план, Гиф, – раздельно сказал военный министр.
– Гиф, я прошу вас – никаких поспешных действий, – воскликнул советник. Умоляющий голос его не вязался с холодным высокомерным лицом.
– Начальник генерального штаба! Доложите! – провозгласил военный министр.
Начальник генштаба встал.
– Я предлагаю, – сказал он, и голос его зазвенел, – первое: немедленно объявить тревогу всех сухопутных войск, военно-воздушного и военно-морского флотов. Второе: немедленно сосредоточить Седьмую, Восьмую и Девятую эскадры атомных подводных лодок по периметру района западнее Бермуд, двинуть их к центру и, невзирая на потери, уничтожить «Летучего Голландца». Третье: немедленно поднять в воздух Первую особую дивизию истребительной авиации, поставив ей задачу на уничтожение всех обнаруженных стай. Частям охраны ракетных баз отдать приказ расстреливать без предупреждения любой объект, приближающийся к системе базирования.
Он перевел дыхание, наклонился к президенту, сказал в упор:
– Четвертое: если данные меры в ближайшие часы окажутся неэффективными, то обеими дивизиями стратегических бомбардировщиков нанести массированный ядерный удар в квадрате пребывания «Летучего Голландца».
– Боже мой! – ошеломленно сказал советник.
Наступила тишина. Все смотрели на президента.
– Решайтесь, Гиф, – повторил военный министр.
– Командир, наблюдатели передают: большая стая – триста километров на юго-запад. Направление на «Лотос», – сказал радист.
– Отвечай: «Вас понял. Иду на сближение». – Командир включил микрофон.
– Всей эскадрилье: разворот на юго-запад, курс шесть-девять, высота прежняя.
– Отдохни пока, я поведу, – предложил второй пилот.
– Не стоит, уже заканчиваем. Да и не хочется пропускать развлечения: никогда не стрелял по птицам.
– А почему, собственно, такая паника вокруг этих птичек? – спросил радист. – Или они несут ядерные заряды?
– Свяжись с базой, – вместо ответа приказал командир. – Передай наш курс и предупреди, чтобы не вздумали стрелять, Знаю я наземников. Не хватало получить попадание от своих.
– В самом деле, командир, – сказал второй пилот, – почему им придается такое значение?
– А ты следи за курсом.
Второй пилот тоже отвернулся.
Они шли над облаками. Командир смотрел на снежные горы. В кабине молчали. Экипаж обиделся. Но что он мог сказать, если сам знал ровно столько же. Он мог лишь повторить приказ: «Патрулировать район баз „Лотос“ и „Дракон“, уничтожать все птичьи стаи, встреченные в этой зоне. Соблюдать максимальную осторожность».
Молчание длилось минут двадцать. Потом второй пилот сказал:
– Сближение – сто. Они идут ниже облаков, командир.
– Снижаемся. Всей эскадрилье – снижение до тысячи.
Окна кабины застлала белая пелена. Летели словно в молоке. Затем пелена лопнула, открылась земля – коричневая и зеленая с серыми прожилками дорог.
– Сближение восемьдесят, – сказал второй пилот. – Вот они!
Против дымного солнца темнела длинная изогнутая черточка.
– Прошьем с двух сторон, – сказал командир. – Первое звено, за мной. Второе – Джордж, зайдешь справа. Стреляем вперекрест. Залп по команде. После залпа уходим в облака и выныриваем через двадцать километров.
– Есть, командир!
Шесть истребителей отделились и, как приклеенные друг к другу, пошли вправо.
– Готовность три минуты, – сказал командир.
Второй пилот включил таймер, начал отсчет.
– Две сорок… две двадцать… две…
Стая стремительно вырастала – алая в утреннем солнце, вытянутая, переламывающаяся.
– Детский сад, – сказал командир. – Не понимаю, зачем понадобились особые части.
– Одна тридцать… одна двадцать… – повторял второй пилот.
– Командир! – крикнул радист. – Прошли над «Лотосом». Они требуют, чтобы мы ни в коем случае не возвращались с юго-запада, чтобы описали дугу и вышли в район старым курсом.
– Перестраховщики, – сказал командир. – Вот за что всегда не любил противовоздушные войска – за перестраховку.
– Пятьдесят… тридцать… десять… пять… Ноль, командир!
– Залп!
Мгновенно самолет тряхнуло, вспыхнул белый дым, отлетел назад. Далеко справа сверкнуло ослепительное облако – выстрелило второе звено.
– Вверх! – приказал командир.
– Жаль, не увидим попадания, – сказал второй пилот. – Наверное, красивая картинка.
В кабине громко хрустнуло, будто раскусили орех.
– Черт возьми, свет! – закричал командир. – Почему нет света?
Наружные стекла почернели.
– Падаем, командир! – сообщил второй пилот.
Командир вслепую – не светилась даже приборная доска – потянул штурвал на себя: его словно приварили к корпусу. Самолет затрясся, заскрежетал рвущийся металл, и через расходящиеся трещины в кабину хлынуло пламя.
Наблюдатели наземной службы видели, как сближались стая и эскадрилья. Видели, как отделилось второе звено, четко, словно на параде, пошло вправо. Затем от каждого самолета рванулись белые шлейфы – залп ракетами «воздух – воздух». А затем они увидели, что все двенадцать самолетов лучшей в полку эскадрильи разом вспыхнули, как картонные, и закувыркались в светлеющем небе.
Новости поступали ежеминутно. Машина, прямым кабелем соединенная с телетайпом, извергала бесконечную ленту. Президент сидел за столом все еще в халате; лицо его за ночь пожелтело, под глазами появились мешки. Он молча просматривал ленту, перебрасывал ее через стол – советнику.
