– Текст! – металлическим тоном сказал военный министр.
– Пожалуйста. Не расшифрованы лишь специальные термины. Значит, так… М…м…м… Всем кораблям Круга. Система звезды. – Дальше координаты. – Третья планета. Белковая жизнь. Разумная форма. – Дальше термин. – Техническая цивилизация. Первый ядерный уровень. Противостояние социальных систем. Контакт запрещен. Повтор. Противостояние социальных систем. Контакт запрещен. Кризис экологии. Полная очистка планеты. – Дальше термин. – Беспилотный аварийный корабль. – Дальше термин, предположительно, имя собственное. – Регулярная очистка каждые пятьдесят лет. Это все, президент. Дешифровать термины мы не сможем. Сообщение передается с интервалом в пять минут. У меня есть определенные соображения…
– Изложите их в письменной форме, – приказал военный министр. Выключил селектор.
Президент оглянулся на советника. Тот облизал сухие губы. Военный министр сверху вниз смотрел на них обоих.
– Все не так плохо, Гиф, – снисходительно сказал он. – У нас есть целых пятьдесят лет.
Давайте познакомимся
Его привезли поздно – в двенадцатом часу.
Старшая сестра постучала в дверь.
– Иду, иду, – сказал Полозов.
Очень не хотелось вставать. Глаза слипались. Так всегда в первую половину дежурства. Он затянулся в последний раз, бросил окурок.
Коридор был пуст. Двери в палаты открыты. Окна зияли чернотой. По холодной лестнице Полозов сбежал вниз, к операционной. Варвара уже ждала его – затянутая в халат, со сжатыми губами: злилась, что приходится дежурить в ночь.
Вторая сестра, совсем молоденькая, нерешительно стояла поодаль. Он ее на знал. Вероятно, из новеньких.
Пол в предбаннике был кафельный, белый. Нестерпимо светили лампы под потолком. Полозов сунул руки под кран в кипяток, начал тереть щетками.
Варвара за спиной держала полотенце – молчала.
– Ну что там? – наконец спросил Полозов.
– Мужчина. Лет двадцать пять – тридцать, – сухо ответила Варвара. – Попал под грузовик. Перелом ноги. Сломаны два ребра. Кровотечение. Трещина в черепе. Пьяный, конечно…
– Просто несчастный случай, – вдруг сказала вторая сестра. – Ведь мог быть просто несчастный случай.
– Ты, Галина, еще навидаешься, – сказала Варвара. – А я знаю – напьется и лезет напролом. Море ему по колено.
«Ее зовут Галя», – отметил Полозов.
– Нальется так, что глаза врозь, а нам работа – заделывать…
Полозов скреб руки. Варвара бурлила. Все это он слышал уже тысячу раз. Ворчать она умела. Что, впрочем, не удивительно: разведенная, за сорок лет, никаких перспектив.
Галя ответила чистым голосом:
– Медицина, Варвара Васильевна, помогает вне зависимости от социального, юридического или психологического состояния больного.
«Она, наверное, студентка, – подумал Полозов. – Излагает, как по учебнику».
Зато Варвара просто вскипела:
– А вот я – будь моя власть – и не лечила бы таких. Напился – подыхай на панели!..
Это было уже слишком. Полозов приказал:
– Полотенце.
Варвара фыркнула, но замолчала. Полозов вытирал руки…
В операционной неистово светил рефлектор. Привезенный лежал на столе, на тонкой блестящей пленке. Грудь у него выступала. Гладкая, будто полированная, кожа натянулась на ребрах. Багровели длинные ссадины. Ниже, под бинтами и ватой, громадным пятном запеклась кровь. Голова у него была запрокинута, подбородок торчал вверх.
– А молодой, – вдруг сказала Варвара. – Жаль, когда молодой.
Полозов одним взглядом прогнал ее на место.
Анестезиолог – шапочка у него съехала, халат был мятый – сообщил:
– Пульс пятьдесят пять, падает. Наполнение слабое.
– Крови потерял много? – спросил Полозов.
Анестезиолог равнодушно пожал плечами.
– Я спрашиваю: он много потерял крови?
– Порядочно, – сказал анестезиолог. Глаза у него были воспаленные, усталые.
– Группа?
– Вторая.
– Есть у нас вторая группа?
Анестезиолог опять пожал плечами.
– Я вас выгоню, – с бешенством сказал Полозов. – Я вас завтра же – на утренней конференции…
– Безобразие, – добавила Варвара.
Галя ничего сказать не решилась, но глаза у нее возмущенно сверкали.
– А это не мое дежурство, – спокойно объяснил анестезиолог. – Я уже отмотал сколько положено. Сменный заболел. Я бы вообще мог не оставаться.
Полозов сдержался. Что тут поделаешь. Формально он прав. Его смена закончилась. А что остался на вторую – подменить коллегу, так это даже благородно.
– Виктор Борисович, – сказала Варвара. – У нас есть два литра первой. Правда, консервированная…
Полозов только дернул головой – она заторопилась к холодильнику.
Несколько секунд все молчали. Полозов пытался успокоиться. Работать с таким настроением нельзя. Это он знал по опыту. Если сразу не заладится, то и дальше пойдет наперекос.
В операционной было тихо. Привезенный парень, судорожно дыша, лежал под рефлектором. Кожа на груди то натягивалась, то опадала.
Спокойствие давалось трудно. Анестезиолог отвернулся – мол, меня это не касается, я свои обязанности выполняю, остальное – дело ваше.
Галя смотрела то на одного, то на другого.
Вернулась Варвара.
– Полтора литра, – сообщила она.
– Хорошо, – сказал Полозов. – Будем делать. – Шагнул к столу. Варвара сразу же стала напротив. Галя робко подошла сбоку.
– Петр Сергеевич, – сказал Полозов анестезиологу. – Я вас прошу – пульс, сердце и вообще.
Анестезиолог пожал плечами. Варвара возмущенно мотнула головой, хотела что-то сказать, Полозов быстро остановил ее:
– Начинаем!
Картина была отвратительная. Перелом – черт с ним. От переломов еще никто не умирал. Нога обождет. Трещина в черепе? Еще неизвестно, есть ли она. Написать все можно. Ударился он, конечно, сильно: все-таки самосвал – не велосипед, но определить трещину на улице – это вряд ли. Во всяком случае, с головой тоже горячиться не следует. А вот грудная клетка и полость – сплошной кошмар. Два ребра сломаны. Концы их ушли внутрь и, наверное, проткнули диафрагму. Кишечник, конечно, тоже задет, сосуды порваны – вон сколько крови потерял. И брюшная стенка – в клочья, одни лоскутья. Вероятно, сперва его сшибло, отсюда трещина в черепе, а потом грузовик наехал на ногу и на грудь.
Полозов выпрямился. Варвара одним движением вытерла ему лоб. В операционной было жарко.
