— Ты жалеешь об этом?
— Как я могу жалеть? Если бы я пошла туда, то тебя бы не было.
— Но тогда же ты об этом не знала?
— Тогда нет… После того, как тебя забрали в распределитель, может быть, и жалела, даже в религию ударилась. Но как я могу говорить об этом сейчас?
— А какую религию ты исповедовала?
— Какой странный вопрос… — растерялась женщина. — Но одно время я действительно была увлечена христианством.
— Католицизм, лютеранство, православие?..
— Что? О… я не вдавалась в такие подробности. Просто читала священные тесты в сети, — женщина виновато улыбнулась.
Остаток урока Йон провел у мамы. Она рассказывала ему о том времени, когда сама была маленькой. Хирургическое моделирование тела еще только входило в моду, и на работу в Канцелярию набирали всех добровольцев.
Последующие дни прошли в состоянии вялого напряжения. Йон почти сумел привыкнуть к присутствию инспектора на уроках, когда неожиданно тот перестал появляться. В этот же день мальчик узнал, что Лиссу выбрали в число претендентов на звание курсанта Канцелярии. Это было обидно. Не то чтобы Йон рвался в курсанты, но признание чужого превосходства болезненно уязвляло. Их класс согнали на крыльцо школы, чтобы проводить Лиссу. Несколько минут зябкий осенний ветер пронизывал легкую одежду, а затем подоспел транспортер, и, показав напоследок язык, девочка уехала. Дальше должен был быть урок по политическому устройству страны. Ребята вяло направились в класс.
— Йон, задержись, — окликнул его преподаватель. — Тебя ждут в кабинете шестьсот три.
Дора вопросительно взглянула, но Йон в ответ только пожал плечами. Кому и зачем он мог понадобиться, мальчик не знал. Но в любом случае, если его ждали — надо было идти.
Остальные ребята направились на урок, а он одиноко поплелся в сторону нужного кабинета. На стенах коридора висели большие экраны, все они как один крутили пропагандистские ролики. «Жизнь — величайшая ценность. В наших силах сделать ее максимально свободной от влияния пережитков и предрассудков. Каждый выбирает свой путь. Тот путь, что приведет его к счастью».
Школьные переходы вряд ли могли привести кого-то к счастью, по крайней мере, так казалось Йону. Свой шанс попасть в Канцелярию он упустил.
Подойдя к нужному кабинету, мальчик аккуратно постучал и сразу же толкнул дверь.
— Здравствуйте, — он поздоровался прежде, чем понял, кто перед ним. — Господин инспектор?
— Проходи, — инспектор Велор небрежно махнул на свободное кресло.
Йон на негнущихся ногах прошел внутрь. Представитель Канцелярии сидел за большим письменным столом, держа в руках интерактивное стекло.
— Я читаю твое личное дело. Оно меня заинтересовало.
Сердце мальчика подскочило, ладони моментально вспотели, а дыхание участилось.
— Ты довольно талантливый. Есть склонности к точным наукам. Не без недостатков, конечно, но они исправимы.
— Недостатки, господин?.. — испуганно переспросил мальчик.
— Недостатки мировоззрения скорее, и, возможно, не слишком подходящий характер. Но мы и не таких воспитывали.
— Воспитывали для чего, инспектор?
— Для службы в Канцелярии, конечно, — усмехнулся мужчина, внимательно наблюдая за реакцией Йона своим ястребиным взглядом.
Мальчик понял не сразу. Сначала он тупо разглядывал изысканный ворот красной рубашки. Чтобы справиться с волнением, Йон считал про себя количество дырочек на нем. Затем фраза инспектора словно аукнулась в его сознании, и он удивленно вскинул голову.
— А зачем по-твоему ты здесь?
— Но ведь вы уже выбрали Лиссу.
— Рыжую девочку? О, да! Из нее получится отличный инспектор третьего уровня. Но при чем здесь она?
Йон потупил взгляд, разглядывая концы своих ботинок.
— Я задал тебе вопрос, — мягко напомнил ему инспектор.
Мальчик поднял глаза вверх, набрал воздуха для ответа, но звук замер на кончиках его губ. Во взгляде инспектора была такая сталь, что становилось понятно: это было первое и последнее предупреждение. Ноздри мужчины раздувались, рот был плотно сжат в тонкую линию.
— Прошу прощения, господин, — пролепетал мальчик, моментально теряясь.
Инспектор изогнул бровь, показывая, что он все еще ждет ответа.
— Я думал, выбирают только одного из класса. Лучшего. Лисса уехала, и я решил, что это значит, что она лучше меня.
— О вашей профпригодности буду судить я. Итак, вы будете зачислены в курсанты Канцелярии. Можете идти собирать вещи. Транспортер заберет вас утром.
— Сразу в курсанты? Но как же испытания? Ой… — мальчик сжался под очередным хищным прищуром инспектора. Очевидно, вопросы в Канцелярии задавать было не принято.
— Ты свободен, — мужчина вновь склонился над интерактивным стеклом, словно забыв о существовании посетителя.
— Но вы даже не спросили, согласен ли я, — неожиданно выпалил Йон. — У меня же есть выбор?
Медленно, словно хищник перед прыжком, господин Велор поднял голову.
— Что ты сказал?
— У меня же есть выбор? — с трудом повторил мальчик, впиваясь ногтями в ладони.
— Конечно, — растянул губы в улыбке мужчина. — Выбор есть у всех. Но не все готовы принять ответственность за него. Ты готов?
Не совсем понимая, о чем идет речь, Йон молча кивнул, облизнув пересохшие губы.
— В таком случае выбирай. Останешься здесь или направишься на службу в Канцелярию?
Раньше, еще до того, как он встретил маму, мальчик частенько думал о том, что было бы здорово быть инспектором. Управлять судьбами других людей, помогать им обрести счастье. Стать уважаемым человеком, один вид которого заставляет других трепетать и преклоняться. Выглядели инспекторы весьма просто: красные рубашки и черные костюмы поверх них. Никаких обязательных требований к прическе и прочему. Но за этой кажущейся простотой крылась реальная сила и власть. Быть инспектором Канцелярии в глазах десятилетнего мальчика было все равно, что быть небожителем. Избранным. Йон так расстроился сегодня, когда узнал, что выбрали Лиссу, а не его. Но действительно ли он готов отказаться от своей жизни здесь? Пусть Дора и уезжает, но, если он останется, они смогут видеться, переписываться. Для курсантов Канцелярии все контакты с внешним миром запрещены до достижения шестнадцатилетия. А мама? Как он может оставить ее? Ведь они только-только стали друзьями.
Задрав подбородок вверх, Йон постарался сделать так, чтобы голос перестал дрожать.
— Я отказываюсь.
Инспектор кивнул. На его лице не дрогнул ни один мускул.
— Ты свободен.
Йон неподвижно простоял еще несколько секунд. На него больше не обращали ни малейшего внимания.
