Улыбаюсь и молчу. Сестры, из тех, что не успели узнать меня получше, обычно попадаются на эту уловку.
– Кайла, мы здесь для того, чтобы поддерживать друг друга на этапе перехода от больницы к семьям и обществу, – отвечает Пенни на собственный вопрос. – Итак, почему ты оказалась в больнице? – Она широко улыбается.
А вот это уже интереснее. В том смысле, что да, я знаю, что они со мной сделали. В общем смысле. Они стерли синапсы и нейронные связи в моем мозге, то, что составляло меня: мою личность, мои воспоминания. Обычные причины, по которым проводится Зачистка, мне известны, и самая распространенная среди них та, что человек представляет опасность для себя или общества. Какая причина сыграла в моем случае, я не знаю. Может быть, ответ на этот вопрос кроется где-то в файлах сестры Пенни?
– Ну, Кайла? – говорит она.
– Вот вы мне и скажите.
Тори поднимает голову, и наши взгляды встречаются. Ее глаза смеются.
Пенни сдвигает брови. Я проходила такое много раз и знаю, что никакого толкового ответа у нее нет. Но прежде чем Пенни успевает как-то отреагировать, на помощь мне приходит Бен.
– Нам дали новое начало. – Он снова улыбается мне, а я испытываю настоящий шок узнавания: влажные карие глаза, зачесанные назад и вьющиеся за ушами темные волосы – все какое-то знакомое. Как будто мы уже встречались. Я одергиваю себя и заставляю отвернуться.
– Совершенно верно, – говорит Пенни. – Итак, сегодня мы продолжим с того места, где остановились на прошлой неделе. Кто-нибудь помнит, что мы собирались рассказать Кайле?
Она обводит глазами круг, но желающих не находится.
– Мы говорили о поддержании наших уровней. Какие они у каждого из нас?
Мы послушно проверяем и называем. У меня самый низкий – 4.8.
– Какая у тебя стратегия? – озабоченно спрашивает Пенни.
– Что вы имеете в виду?
– Если твой уровень падает, что ты делаешь, чтобы поднять его?
– Съедаю шоколадку. Обнимаю кого-нибудь. Или глажу кота.
– Это все внешние факторы. А внутренние?
Что ж, может быть, мы действительно научимся чему-то полезному.
– К достижению какого уровня мы стремимся? – обращается она к Группе. Я отключаюсь, потому что слышала это много раз.
Приемлемый уровень – 5 и 6.
10 – полная радость, восторг. 1 – злость, способная довести до убийства, или страдание, такое черное, что не можешь сдвинуться с места. При падении ниже 3 тебя уносит в ла-ла-лэнд (1. нереальное, воображаемое место; 2. психологическое состояние, в котором человек не сознает, что на самом деле происходит): «Лево» отключает чип у тебя в мозгу, и ты вырубаешься, как случилось накануне ночью со мной. В случае, если в твоем зачищенном мозгу еще скрываются опасные импульсы, а уровни падают ниже 2, чип не просто отключается, а скорее поджаривается. Потом начинаются судороги, и если даже ты приходишь в себя, то роняющим слюну идиотом.
Цокая языком, Пенни просматривает файлы на нетбуке.
– Вижу, кошмаров и затмений на твою долю выпало немало. Давайте подумаем, какую стратегию мы можем предложить Кайле. Ну? Ребята?
Похоже, она даже не всех знает по именам. И наверняка не знает, что даже Зачищенные не отзываются на «ребята».
Пенни указывает то на одного, то на другого, и я, с неожиданным для себя интересом, слушаю их ответы.
Предложений много, и некоторые я уже использовала.
Отвлечься: сосредоточиться на чем-то другом. Повторять расписания, считать плитки на полу. Бен бегает – мне это знакомо. В больничном спортзале я, бывало, часами не сходила с бегущей дорожки, доводя себя до такого состояния, когда все чувства блекнут и остается только ровный ритм шагов.
Другой мой вариант: организовать неизвестное в лица из линий и теней, рисовать карты коридоров, дверей и прочего для создания границ. Не для того ли я это делаю?
Визуализация: удалиться в какое-то другое место в своем сознании. «Безопасное место», как называет это сестра Пенни.
Перенос: перекладывание своих чувств на кого-то другого.
Диссоциация: стать кем-то другим, отбросив все чувства.
В этом я становлюсь экспертом.
Как и все мы?
Потом Пенни делит нас на небольшие группы – попрактиковаться в устном общении. Сегодняшняя тема: разговор о семье.
Все начинают двигать стулья, объединяться по двое-трое. Никаких споров, обсуждений – каждый хорошо знает, что и как. Я немножко теряюсь и вздрагиваю, когда на мое плечо ложится теплая рука. Бен.
– Присоединишься к нам? – спрашивает он с улыбкой, и я ловлю себя на том, что смотрю в его глаза и не могу оторваться. Они и впрямь карие, с теплыми золотистыми крапинками – вот бы написать такие, смешать краски и…
Он смотрит на меня с любопытством.
– Так что?
– Хорошо. – Я поднимаюсь. Его рука соскальзывает с моего плеча. Он берет мой стул и ставит рядом со стулом Тори, а потом подтягивает свой и садится напротив нас обеих.
Тори начинает говорить что-то, но умолкает – к нам подходит Пенни.
Вскоре я узнаю, что отец у Бена – учитель, а его мать – художница и работает в мастерской. Папа у Тори – чиновник в Лондоне, а она живет с мамой в деревне. Дома он бывает только по выходным, и, судя по тому, как она говорит об этом, ей такое положение вещей нравится. Им обоим, Тори и Бену, по семнадцать лет, и они на год старше меня. Оба знакомы с Эми по школе. Той школе, куда пойду и я, когда разрешат.
– А ты на самом деле откуда? – спрашивает Тори, как только Пенни отходит от нас и идет к другой группе.
– Ты о чем?
– Ну, где ты была до того, как попала сюда?
– В больнице. Меня выписали в прошлое воскресенье.
– Я тебе не верю.
– Тори, – вмешивается Бен. – Полегче.
Она ухмыляется.
– Она бы не говорила так, если бы ее только-только выписали. Ты это не хуже меня понимаешь. Нас с тобой три года назад выпустили, и ты знаешь, какие они, новенькие.
– Меня продержали в больнице дольше, чем других. Из-за кошмаров.
– Дольше – это сколько?
– Девять месяцев, так мне сказали.
– Все равно. Ты – другая.
Я не согласна и готова спорить и уже открываю рот, но тут же его закрываю. Вот и доказательство. Большинство Зачищенных просто улыбаются и соглашаются со всем, что бы им ни говорили. Какой смысл отрицать очевидное?
Пожимаю плечами.
– Ну и что с того?
– Ага! – торжествует Тори.
Бен наклоняется, с интересом смотрит на меня.
