– Чего именно боялась?
– Всех этих проверок. В прошлый раз нас останавливали на дорогах, а сегодня обыскивали машины.
Она склоняет голову чуточку набок, словно прислушивается к своим мыслям.
– Страх – вещь разумная и обоснованная. Ты же знаешь, кто такие террористы? Прошла информация о подготовке атаки на больницу, поэтому охрана была усилена.
Я смотрю на нее большими глазами.
– И вы не боитесь?
Доктор пожимает плечами.
– Нет. Я пережила слишком много тревог, чтобы чего-то бояться. – Она откидывается на спинку стула. – Но мне любопытно, почему это так беспокоит тебя.
Террористы, бомбы, взрывы, крики и…
– Расскажи мне, Кайла…
– Возле нашей школы есть мемориал. Шесть лет назад террористы напали на автобус со школьниками. Большинство их погибло.
– Да, да, понятно. Ты стала понимать причинно-следственную связь: террористы – смерть.
– Но как они могли? Убивать детей… Они же ничего не сделали.
– Неудачное стечение обстоятельств. – Доктор пожимает плечами.
– Они же были детьми! Настоящими, живыми людьми!
– Разумеется. – Ее брови прыгают вверх. – Настоящие, живые люди страдают каждый день, и это причиняет боль их близким.
– Вы как будто отделяете себя от них, – говорю я медленно.
Удивление в ее глазах не притворное, а настоящее.
– Очень хорошо, Кайла. И ты права, я отделяю себя от них.
– Почему?
Она пожимает плечами.
– Отчасти потому, что я – врач. Я не могу облегчить боль каждому и вынуждена думать о тех, кому в состоянии помочь.
Отчасти. Говорит не все. Но я не настолько тупа, чтобы пытаться содрать коросту на ее ранах, – это ее работа – ковыряться в моих.
Она снова смотрит на экран.
– Вижу, и в школе, и в Группе у тебя все хорошо; ты обзавелась друзьями. У тебя больше не было отключек. Это очень хорошо. Как с кошмарами? – Сверлит меня взглядом.
«Попала в каменную башню и бьюсь о стены…»
– Так что?
И тут я переключаюсь. Сама не знаю почему. Рассказываю ей свой сон с нападением на автобус. Описываю крики, кровь на окнах, запах горящего топлива и плоти. Она слушает и в какой-то момент вздрагивает от отвращения. Значит, и у нее не все под контролем.
Доктор поднимает руку, и я останавливаюсь.
– У тебя слишком живое воображение. Но теперь я понимаю, почему эти проверки так тебя встревожили. Здесь, Кайла, тебе ничто не угрожает. Больница – одно из самых безопасных мест.
Безопасное, окруженное стенами, замкнутое. Она в такой же ловушке, как и я в своем сне.
– А вы когда-нибудь выходите? – спрашиваю я.
– Что ты имеешь в виду?
– Вы берете тайм-аут? Ездите за город? Гуляете в лесу? В таком роде…
– Ты сегодня полна сюрпризов! Столько вопросов. Да, выхожу. Беру выходной через каждые несколько недель – вот как раз завтра будет, – но я не гуляю по лесу. У меня есть конь, Хитклифф, ия… – Она вдруг умолкает и качает головой. – Как это ты меня разговорила! Даже не знаю. – Доктор Лизандер усмехается про себя. – Из тебя получился бы хороший врач. А теперь слушай меня. Перестань тревожиться из-за террористов. Пусть ими занимаются лор-деры – это их работа. Тебе же нужно сосредоточиться на чем-то одном, на одной цели, одной любви. Есть такое?
– Искусство, – отвечаю я. На самом деле так оно и есть. Других претендентов на первое место просто не имеется.
Она улыбается.
– Я знала, что ты так скажешь. Видишь, кое в чем и ты тоже предсказуема. Сосредоточься на рисовании, живописи. Пусть это станет смыслом твоего бытия, и тогда остальное будет не столь важно.
– Как ваша лошадь?
– Совершенно верно, – отвечает она без заминки. «А разве не пациенты?» – думаю я, выходя из кабинета.
Едем домой. Мама то ли позабыла о своем обещании рассказать, что ее беспокоит, то ли просто решила не откровенничать. Так или иначе, она молчит, а я не спрашиваю.
Мысли заняты тем, что сказала и что не сказала доктор Лизандер. В нашем разговоре не прозвучало имен ни миссис Али, ни Феб, а ведь она не из тех, кто обходит трудные темы. Значит, ей об этом ничего не известно. Возможно, миссис Али и не сочинила обо мне какой-нибудь гадости. И я вроде бы не сказала ничего такого, чего не следовало говорить, из-за чего у кого-то могли бы возникнуть проблемы. Может быть, я все-таки умею хранить секреты.
– Помоги мне.
Люси протягивает руки. Правая в порядке – пять белых пальцев, ногти. Пальцы мои, только меньше. Левая в крови, пальцы вывернуты.
Я отступаю.
Зеленые глаза, мои глаза, сияют, а потом на ресницах повисают полные, крупные слезинки.
– Пожалуйста. Помоги мне…
– Проснись, Кайла.
Вздрагиваю и открываю глаза. Растерянно оглядываюсь. Мама снимает ремень безопасности. Машина стоит. Мы дома.
Глава 30
Холодно. Дождь, о котором всю прошлую неделю твердил прогноз погоды, наконец пришел. Ровный, непрекращающийся, он уже просачивается через лесной полог большими, набухшими каплями.
Мы бежим вместе, Бен и я. Остальные изрядно отстали. Бежим быстро, так что мне, хотя я и промокла, не холодно. Но и приятного мало.
– Паршивая погодка.
– Ага. Типичная для октября.
Типичная? Откуда ж мне знать. Для меня это первый октябрь, который я помню.
Утром, перед началом забега, Фергюсон не стал запускать мальчиков перед девочками, а разбил нас на пары в зависимости от последних результатов и определил минутный промежуток. Первыми стартовали мы с Беном и, зная, что остальные попытаются нас догнать, сразу взяли с места в карьер.
Вырываемся из леса и бежим вверх по склону холма. Дождь здесь хлещет жестче, под ногами расползается кашица из глины и листьев. Тропинка врезалась в холм, и по ней стекает вниз дождевая вода. Скорость у нас уже не та.
– Отлично, да? – отдувается Бен, весь мокрый и заляпанный с головы до ног грязью.
– Чудесно, – усмехаюсь я и смеюсь. А ведь и правда чудесно: преодолевая себя, вбегать в зону, где чувствуешь себя живым. Я ощущаю каждую каплю, которая падает мне на голову, как будто могу проследить ее путь до неба или замедлить глазами и наблюдать ее падение. Все чувства работают на пределе. Если прибавить еще, то можно забыть и Тори, и Феб. И не дающую тебе покоя Люси. Она всегда там: стоит только закрыть глаза – протягивает руки, молит о помощи.
– Постоим секундочку, – говорит Бен, когда мы добираемся до вершины холма. Укрываемся под огромным дубом. Бен опускается на корточки, перевязывает шнурки, выпрямляется и прислоняется к дереву.
