– Вы говорили о том, что теперь вы в отставке.
– Да, верно… Я сослан в свой Арденнский лес… до тех пор пока ты, моя прекрасная Розалинда
[41], не явишься за мной туда, чтобы вновь вывести к солнечному свету.
– Я не явилась вывести вас ниоткуда, – сказала я в ответ. – Я всего лишь хотела попросить вас о помощи.
Напрасно я ждала его вопроса, в чем мне понадобилась помощь. Он всего лишь молча кивнул. Пока длилась пауза, я пыталась получше приладить постоянно вылезавшую из наскоро скрученного перед выходом из дома пучка на затылке проклятую прядку волос, которую налетавший ветер то и дело трепал по моему лицу. На улице прямо перед нами вдруг резко, с визгом тормозов, остановился микроавтобус. Из него вышли двое и направились в супермаркет. Одной из двоих была крепкого телосложения женщина в кожаном берете, тяжело переваливавшаяся на ходу. И тут наконец Женс произнес:
– Помощи относительно твоей сестры, конечно же. Ты стремишься уберечь ее от этого монстра.
– Вы читали его профиль? – спросила я.
– Разумеется, читал. Хорошая он штучка, наш Наблюдатель. Настоящий трофей. Самый хитрющий псих из всех, с которыми нам приходилось иметь дело за долгие годы. Я многое дал бы, чтобы вновь оказаться на передовой и заняться им… Но и я сделал бы то же, что и Падилья: использовал бы твою сестру. С твоим-то опытом ты и сама должна понимать не хуже меня, что в настоящий момент она – наиболее подходящая для него наживка.
Я постаралась сохранить спокойствие:
– Я так не думаю, но, даже если это и верно, она далеко не самая подходящая, чтобы его обезвредить.
– Да ладно тебе, Диана, неужто после десяти лет работы я должен повторять тебе азы? Решающий шаг для обезвреживания добычи – это чтобы он тебя выбрал. И не только это… – Он поднял слегка трясущуюся левую руку к губам и пошевелил пальцами. – Нужно, чтобы у него слюнки потекли…
– Но Вера не сможет его обезвредить. Этот псих напоминает мне Ренара… Он…
Женс поднял указательный палец, прерывая меня:
– Ты Ренара не знала. – И повторил еще раз, утверждая: – Ты его не знала. Не говори о том, чего не знаешь. – И вновь оперся обеими руками на трость, успокаиваясь. – Забавные вы, наживки-ветераны. Уходите на покой раньше футболистов, зарабатываете бешеные деньги и пожизненную пенсию. Вот это зеленое пальто из искусственной кожи и трико, которые на тебе сейчас… Какая девушка в твоем возрасте может позволить себе такие вещи? А что такого ты сделала, чтобы это заслужить? Получала удовольствие. Услаждала свой псином. Остальное – тишина, дорогая моя. Скорее, невежество. Тебе и не нужно ничего знать: лучшая наживка – ничего не знающая наживка. А невежество – вполне приемлемая имитация невинности… Невинность же – это противоположность притворству. Это такое Адамово состояние, до грехопадения, когда еще и половых различий не было. Твоя сестра в достаточной степени невежественна, чтобы казаться невинной. Если это чудовище на нее клюнет, его псином пробьет от наслаждения и он, скорей всего, сам себя обезвредит. Именно так думают в отделе, и ты это знаешь.
– Нет, я этого не знаю.
– Ты это знаешь! – настаивал Женс. – Не твоими эмоциональными мозгами, конечно. Твои эмоции вынуждают тебя хотеть защитить ее. Однако, обрати внимание, чем больше ты стремишься ее защитить, тем более невинной она становится, поскольку тебя она отвергает, а Наблюдателя выбирает. Единственное, что у тебя получается, – это приправить ее своей заботой, как специями. Прости мне это сравнение, но к этому часу у меня обычно разыгрывается аппетит и я начинаю думать о еде… Желая защитить, ты доводишь ее до нужной кондиции. И твоя сестренка становится еще более лакомым кусочком, сладким, почти приторным… Перфис полагают, что Наблюдатель помрет от несварения. Теперь понимаешь, почему ее не отставляют? Краснеешь – вижу, что понимаешь.
На самом деле я ощущала дикую ярость. Я знала, что Женс прав: Падилья никогда, ни на минуту, не думал отстранять Веру. Он верил в ее наивность, как в бомбу, завернутую в подарочную бумагу. Откашлявшись в носовой платок, Женс прибавил:
– Точка зрения, которую нужно принять в этом деле, сводится к вопросу: сколько наслаждения ты можешь дать этому монстру? Много? Тогда ты не годишься. Все? Тогда, возможно, годишься.
– Я знаю, какая принята точка зрения.
– О да, но только теоретически. Однако ты ее не приняла. Какого черта, куда подевался мой карман? – Он пытался сунуть влажный платок в карман светло-зеленых брюк. – Одежду мне покупает одна сеньора, но, похоже, она ее выбирает, имея в виду устроить тест с целью профилактики Альцгеймера… Ага, вот он…
Увидев его – такого старого, такого дряхлого, я совершила ошибку, воззвав к его сочувствию:
– Но речь идет о моей сестре… Может быть, все, что вы говорите, верно, но Вера…
– О нет, сеньорита. Нет-нет, здесь вы ошибаетесь: речь идет о Наблюдателе. И всегда речь идет только о нем. Вы, наживки, имеете какое-то значение лишь в той мере, в которой привлекаете монстров. Ты достаточно ядовита, но ты не дашь ему столько наслаждения, сколько сможет дать Вера, и именно по этой причине он выберет не тебя, как бы томно ты ни дышала и ни предлагала себя. Кроме того, этот псих – гений, и он никогда не выберет профессиональную наживку. У него есть свой трюк. Веру же отличает требуемая неопытность…
– Он выбрал Элису Монастерио.
Женс внезапно приблизился семенящей походкой. В стеклах его очков я увидела двойной макет себя самой – этакие куколки вуду, пронзенные его взглядом.
– Не играй со мной, дорогая. Монастерио была еще одним новобранцем… Хотя должен признать, что в случае с этой девушкой есть некоторые шокирующие детали… Наверное, нужно подождать, что…
Вдруг мне послышалось что-то странное. Сначала я подумала, что мне показалось, но увидела, что Женс тоже обернулся к улице. На несколько мгновений мы замерли, но было тихо, и я решила, что источник крика, если это был крик, чей-нибудь включенный телевизор. Женс посмотрел на меня, явно раздраженный. Он всегда был одного роста со мной, но из-за сутулой спины его голова оказалась теперь на уровне моей шеи. Он казался похотливым старичком, заглядывавшимся на мою грудь.
– Ну ладно, если подытожить – зачем же ты пришла?
– Я уже сказала: мне нужна помощь. Называйте это как угодно. Я люблю сестру. Вы можете даже думать, что это псином. Правда, я приму эту игру. Но я люблю свою сестру и хочу, чтобы я, а не она отловила эту сволочь. Вы знаете, что за трюк он использует, чтобы избегать профессиональных наживок. Что вы хотите в обмен на то, чтобы поделиться со мной этим?
– «Хочу… Хотите…» – Порыв ветра вынудил Женса схватиться за поля шляпы. – С каких это пор на охоте воля наживки оказывается самым существенным?
– Я всегда была самой эффективной наживкой, когда меня готовили вы.
