Нет, я ему не верила. Даже на четверть. Я знала: он играет собственную роль, ту самую, которая так хорошо удается монстрам, – распоследнего лгуна, манипулятора, наилучшего Яго из всех возможных. Имеющаяся у меня информация этого не подтверждала, а два устройства могли быть как камерами слежения, так и обычными камерами системы безопасности.
Но, несмотря на все это, холод сводил внутренности. Я понимала, что он и не ожидает, что я ему поверю: он хочет играть на моих сомнениях, использовать их.
Я так же молча смотрела на него, тяжело дыша.
– Мы с тобой поладим, – заявил он. – Ты, похоже, девушка умная и сразу должна принять мое предложение: если расскажешь о том, что меня интересует, я убью вас быстро. Тебя и твоих коллег. Никаких сверл, страданий и насилия – выстрел в голову. Клянусь. Наживки меня не возбуждают, они мне не нужны. Но если ты будешь молчать, я продержу вас живыми как можно дольше… Месяц-два манипуляций у токарного станка – и вы станете спрутами: головой посреди тела-медузы. Могу устроить. Так что выбирай.
– Не… не знаю, о чем вы говорите… – прошептала я, не выходя из роли.
– Пожалуйста, кончай притворяться. Скажи, что ты со мной делала.
– Ничего я с вами не делала. Не понимаю, о чем вы говорите…
Наблюдатель поцокал языком. Он выглядел разочарованным. Не без труда он подцепил лямку моей маечки, – она скользила, мокрая от пота, – ту, что, упав с плеча, висела на руке, и деликатно поднял ее, расположив возле бретельки бюстгальтера. Я снова застонала, изображая страх. Он заговорил – мягко, не обращая внимания на мое представление:
– Слушай, вчера вечером я забрал сына из школы. – Он указал на мальчика, который сидел здесь же, на столе, и болтал ногами, все еще в куртке и бейсболке, нахлобученной поверх дредов. – И собрался поехать домой, но вместо этого принялся колесить по городу без определенной цели. Выбирать я и не думал и при этом понятия не имел, чего хочу. Тогда случайно – или я поначалу решил, что случайно, – уже поздно вечером увидел, как ты входишь в подъезд. Развернулся при первой же возможности, чуть ткнулся в другую машину. Запомнил номер подъезда. Потом уж думал, что позабыл тебя, и переключился на твою коллегу – похитил ее прямо из дома: я уже несколько раз видел ее, проследил и поэтому знал, где она живет. Когда это было сделано, вернулся в свою мадридскую квартиру, включил компьютер, хотя до смерти устал, и зашел в базу данных недвижимости. Среди фото собственников жилья по твоему адресу я тебя не увидел, но потом предположил, что эта квартира-прикрытие – съемная. Просмотрел договоры аренды дома – и нашел. Елена Фуэнтес, двадцать пять лет, телеоператор. Из этого я вывел все остальное. Той ночью я почти не спал: только закрою глаза – вижу тебя. Я был совершенно уверен, что ты – та самая чертова ловушка, но мне нужно знать, как ты это делаешь. Как тебе удалось стать моим наваждением, практически не показываясь мне на глаза, за какие-нибудь несколько секунд…
На мгновение он умолк, поглаживая лезвие электроножа. Теперь он стоял на полу на коленях, как и я. Его длинный рассказ мало что значил – лишнее подтверждение ошеломляющего успеха техники Женса. А вот от чего щемило сердце, что не выходило из головы, так это возможность того, что Вера еще жива, привязана к его токарному станку и что мои маски приведут в действие эту пыточную машину. Разумеется, даже не зная, что она моя сестра, он сможет шантажировать меня этой угрозой. «Если он с тобой разговаривает, значит пытается манипулировать, – говорил Женс. – Он здорово умеет использовать других: между его целью и им самим есть только инструменты». Но имею ли я право рисковать? В том положении, в котором находилась – на коленях и с железным обручем на шее, – маска Жертвоприношения получится запросто. «Но если Вера…» Я просчитывала возможность изобразить какую-нибудь маску покороче, потому как есть и такие, которые камера слежения не распознает. Например, Агония, основанная на той технике, которую использует Яго, чтобы обманывать и терзать других персонажей трагедии «Отелло», но эти маски не всегда срабатывают.
Наблюдатель, казалось, угадал мои сомнения и улыбнулся, прежде чем продолжить:
– Сегодня утром я посетил подземный паркинг в твоем доме и установил под задним бампером твоей машины жучок, что позволило весь день отслеживать твои передвижения на мониторе… Оставалось только ждать. Ты выехала в полдень и направилась по автостраде на Эстремадуру в расселенную зону 9-N. Провела там всю вторую половину дня. Я предположил, что ты отправилась туда разыгрывать свой спектакль, вы ведь используете для этого заброшенные дома. Мы с сыном ждали на паркинге твоего возвращения, как голодные волки, так ведь, Пабло?
Мальчик кивнул.
– Мы устали, издергались, в какой-то момент я решил, что ты проведешь ночь не дома, но наконец точка на мониторе ожила. Мешок и связанные руки-ноги – это уже потом. Я задался целью устроить тебе не очень приятное путешествие.
Вдруг он поднял лезвие электроножа и провел по моему лицу. Я отвернулась.
– Скажу тебе, что думаю. Я кое-что знаю о масках. До конца их не понимаю, но прочел довольно много… Но ведь это другое, правда? Это как напиться вдрызг или накуриться опиума. Ты мне не нравишься – не мой тип телок… Возможно, ты показалась бы привлекательной, если б оделась по-другому, но никогда… никогда для этого. Скажи мне, что такое ты сделала.
Я что-то залепетала, но меня остановил его шепот:
– Знаешь что? Ты очень плохо притворяешься…
Я бросила на него быстрый взгляд.
«Сделай это еще раз, девочка».
– Не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите, – твердо сказала я.
Наблюдатель вздохнул:
– Твои коллеги пока еще ничего… но ведь я могу и включить токарный станок.
– Не знаю, о каких коллегах вы говорите, – продолжила я тем же тоном.
Медленно кивая, он перевел взгляд в угол и переложил электронож в другую руку. Я внимательно за ним следила и успела опередить и отвернуть голову, но, так или иначе, удар кулаком по моей челюсти получился неслабый. Мы вскрикнули одновременно. При повороте головы ошейник врезался в горло, и я вернула голову на место, чтобы не задохнуться. Заметила, что из угла рта побежала струйка крови.
– Ну-ну, значит, нам подослали сильнейшего игрока команды, – сказал он, потирая костяшки пальцев.
Вернее, я думаю, что он это сказал, поскольку удар наполовину оглушил меня.
– Ну да ладно. – Он встал и обратился к ребенку: – Пабло, ты уже проголодался?
– Да.
– Пойду достану из машины продукты. Помой руки. – И он направился к лестнице и начал подниматься.
24
Мальчик некоторое время смотрел в ту сторону, куда ушел Наблюдатель.
Пабло.
Я оглядела его. Синяя кепка, фиолетовая куртка, джинсы, желтые ботинки, коричневые дреды, пирсинг на нижней губе. Пестрый попугайчик с лицом задумчивого ангела. Дорогие шмотки, одиночество, избалован донельзя, интроверт. На мой взгляд, ему десять или одиннадцать лет, как Женс и предполагал. Бледная, с голубизной кожа. «Эта кожа не знает солнечного света». Я представила его себе сидящим в подвалах, при электрическом свете, занимающимся… чем? Меня в дрожь бросило от мысли о том, что он мог делать или при чем присутствовать.
