Рассекреченные и введенные в научный оборот в последнее десятилетие документы показывают, что Гесс не привез никаких мирных предложений от Гитлера. Прежние сведения о них основывались либо на ссылках на людей, «имена которых нельзя назвать», либо на недоразумениях. Например, П. Пэдфилд, автор вообще несерьезный, оперировал сомнительными свидетельствами о привезенных Гессом текстах, которые были отпечатаны по-немецки и по-английски на бланках рейхсканцелярии (?!) и содержали предложение мира и сообщение о готовящемся нападении на СССР в одном и том же документе. Понятно, что их потом не нашли! Он же ссылался на газетную статью некоего французского журналиста А. Гербера, который в самом конце войны якобы обнаружил в руинах рейхсканцелярии документы, доказывающие, что Гитлер одобрил миссию Гесса.
Доступные ныне историкам британские документы готовились исключительно для внутреннего пользования и были рассчитаны на многолетнее засекречивание. По заключению Городецкого, они не содержат следов изъятий или позднейших фальсификаций, так что верить им можно. Они показывают, что Гесс не привез с собой вообще никаких бумаг, кроме фотографии сына и визитной карточки Карла Хаусхофера (!!!). Более того, нет никаких доказательств, что фюрер уполномочил его передать что-то кому-то в устной форме. Иными словами, Гесс прилетел лишь с очень общими идеями о необходимости прекращения войны и заключения мира, причем никак официально не был уполномочен на оглашение этих идей в качестве позиции Гитлера или правительства Германии. Что касается «сообщения» французского журналиста, то трудно представить представителя прессы (!) далеко не главной из союзных держав (!), роющегося в бумагах на руинах резиденции фюрера (!), когда «компетентные органы» Советского Союза, Соединенных Штатов и Великобритании вели непрекращающуюся охоту за документами Третьего рейха (никаких доказательств – например, фотографий сенсационных бумаг – Гербер не приводил). Что касается меморандума, «торопливо нацарапанного», по характеристике Городецкого, перед встречей с Саймоном, то это только беглые заметки «для себя». Куда им до «директив» Сталина-Молотова или «сырых мыслей» Риббентропа!
Гесс прилетел с пустыми руками и совершенно не представлял себе положение дел в стране. Он был уверен, что его примут как полномочного, хотя и неофициального (или не вполне официального) представителя великой державы и что он сможет встретиться с королем Георгом VI, премьер-министром Черчиллем (отставки которого собирался требовать), министром иностранных дел лордом Галифаксом и кем-нибудь из так называемой «партии мира». Германское руководство относило к ней герцога Виндзорского (бывшего короля Эдуарда VIII), бывших министров иностранных дел Хора и Саймона, лордов Лотиана, Тавистока и Лондондерри (близкого знакомого Риббентропа в бытность того послом), лидера британских фашистов Мосли и некоторых других, включая – что совсем уж странно – Галифакса. Однако герцог Виндзорский был отправлен «от греха подальше» в почетную ссылку губернатором на Багамы, Хор – послом в Мадрид, где вел (с ведома и согласия Черчилля) сложную игру с германскими представителями, в том числе связанными с Гессом, Лотиан – в Вашингтон, где из умеренного германофила образца тридцать восьмого года на глазах изумленной публики превратился в заядлого германофоба.
[644] Лондондерри был не удел, Тависток под подозрением после неудачных «мирных инициатив», Мосли и вовсе в тюрьме – тем более, политическое влияние всех троих в Берлине безбожно преувеличивали. Галифакс, несмотря на «мюнхенское» прошлое, был германофобом. Саймону приходилось всячески оправдываться за прежнее «умиротворение». Лорд Ротермир, который теоретически мог бы поддержать подобную инициативу, умер в ноябре 1940 г. Герцог Дуглас-Гамильтон, к которому Гесс стремился, ни с каким «германским лобби» связан не был, включившись в игру только по настоянию разведки.
[645]
Патриотизм всех перечисленных выше был вне сомнений и подозрений. С середины тридцатых они считали нацистов меньшим злом для своей страны и для Европы, чем коммунистов, и стремились направить германскую экспансию на восток. Они понимали, что война с Германией может обернуться крахом Британской империи, а потому были категорически против политики Черчилля, которую считали самоубийственной. Речь шла о разных группах внутри атлантистского лагеря, но не о разных лагерях. Тем не менее в Берлине были уверены в существовании «партии мира» и пытались установить с ней связь еще перед началом войны. Одни контакты велись с ведома фюрера – через Геринга, через шведского бизнесмена Далеруса. через молодого перспективного разведчика Шелленберга. Инициатива других исходила от оппозиции, например, от бывшего посла в Риме фон Хасселя и молодого дипломата Троттцу Зольца, в прошлом стипендиата Фонда Сесила Родса (оба будут казнены за участие в заговоре против Гитлера в 1944 г.). Со временем необходимость действий в этом направлении начал понимать и Гесс.
И здесь мы подходим к самому важному вопросу: кто был инициатором полета Гесса? Версий тоже немало. Гитлер, пославший его в Великобританию? Гитлер, не знавший о готовящемся полете, но в принципе одобрявший попытки заключения мира? Сам Гесс? Оппозиция? Альбрехт Хаусхофер? Или оба Хаусхофера, отец и сын?
Нет ни одного документального подтверждения того, что Гитлер послал Гесса в Великобританию. Слишком странной выглядела бы такая миссия без серьезной подготовки и конкретных предложений. Так что этот вопрос можно закрыть. В то же время существует немало свидетельств растерянности и даже отчаяния Гитлера в момент, когда он узнал о случившемся (наиболее подробно они собраны в книге Дуглас-Гамильтона). Фюрером овладело сложное переплетение чувств. Он понял, что никогда, видимо, больше не увидит одного из своих ближайших и действительно верных друзей. Образ Гитлера настолько демонизирован пропагандой, что нам трудно представить его способным к простым человеческим чувствам. Кроме того, он испугался, что противник будет использовать Гесса в пропагандистских целях: как высокопоставленного перебежчика и обличителя нацистского режима, или же как «посланца мира» – в доказательство неверности Германии союзникам по «оси». С особенной тревогой следил за сообщениями британских СМИ доктор Геббельс, но Лондон хранил молчание, предоставляя журналистам изощряться в самых немыслимых фантазиях (одной из них как раз была версия о «заманивании» Гесса в ловушку), не одергивая, не опровергая, но и не подтверждая сказанное. Думавший только о пропаганде, но никак не о стратегии или дипломатии, Геббельс мог радоваться «беспримерной тупости» своего коллеги – министра информации Даффа Купера, не «использовавшего» заместителя фюрера, который в самом прямом смысле свалился с неба.
[646] Британцы – прежде всего, разведка, потребовавшая полного молчания, вопреки намерениям Черчилля организовать вокруг нежданного гостя пропагандистскую кампанию, – оказались умнее, чем мог предполагать имперский министр пропаганды. Искушенный в «пиаре» лорд Бивербрук сказал: «все, что нужно в настоящий момент, – это как можно больше домыслов, слухов и споров о Гессе».
[647] И сумел убедить в этом премьер-министра, несмотря на всю любовь того к театральным эффектам.
