Наконец совет собрался. Были обсуждены многочисленные варианты, испробованы и забракованы сотни схем и планов. Император хотел построить здание, равного которому в мире нет и не будет.
В конце концов остановились на проекте индийского архитектора по имени Устад-Иса. Он предложил вариант, понравившийся и всем мастерам, и императору. Шах-Джахан приказал вырезать из дерева модель будущего мавзолея, и, когда она была одобрена, началась подготовка к строительству.
Мастера чертили линии будущих куполов, чиновники собирали рабочих, в карьерах Раджнутаны выпиливались глыбы лучшего мрамора. Главные каменщики приехали из Дели и Кандагара, архитекторы Хан Руми из Стамбула и Шариф из Самарканда руководили возведением куполов, им помогал мастер из Лахора, декоративными работами ведали бухарцы и делийцы, садовода призвали из Бенгалии, каллиграфов и художников – из Дамаска, Багдада и Шираза. Главным архитектором был местный мастер, автор проекта, Устад-Иса.
Достаточно прочесть этот список, чтобы понять, почему Мумтаз-Махал сочетает в себе лучшее, чего достигла к тому времени архитектура Востока: опыт Бухары, Дамаска, Самарканда, Багдада, Шираза принесли на строительство мастера из городов, каждый из которых был славен своими мечетями, минаретами, мавзолеями, дворцами. Понятно и почему Мумтаз-Махал остался неповторимо индийским: добрая половина мастеров была из Индии, как и главный архитектор, художники, резчики, рабочие. Строительство было по масштабам мировым, но оставалось при этом индийским.
Наверное, мало кто из строителей думал о том, что строит именно мавзолей, погребальное сооружение, – результатом их труда стало здание, воспевающее жизнь. Недаром в саду его почти всегда услышишь смех.
И когда император увидел, каким получился мавзолей, он решил построить для себя такой же, но только из черного мрамора. Возможно, он был бы так же прекрасен. Возможно, рядом два мавзолея являли бы собой зрелище и вовсе необычайное. Но второго Таджа нет. И так казна была истощена, разорены крестьяне, недовольны вельможи и муллы. В стране назревала война, и она кончилась трагически для Шах-Джахана. Рассказ о Черном Тадже – это рассказ об одном из тех чудес света, которых нет.
Перед смертью, как говорит летописец, император попросил поднести его к тюремному окну и «погрузился в глубокий бесконечный сон».
…Поздно вечером, перед тем как вернуться в Дели, я снова пришел на площадь перед Таджем. У ворот покачивались язычки свечей, зажженных торговцами. Так же текла вереница людей к арке, ибо мавзолей при лунном свете – зрелище еще более сказочное, чем днем. Голубой, он висел над черной землей, и большие звезды прижимались к его легким куполам.
Анурадхапура. Восход на горе Шрипада
Путешествие начинается ночью. От дороги, бегущей среди чайных плантаций, ответвляется неширокая, хорошо утоптанная тропа. Она полого поднимается вверх, и дальнейший путь отмечен цепью пальм. Лампы висят на столбах, на деревьях, на скалах, и цепочка их, тускнея, как отдаленные звезды, уводит вперед и вверх, к зениту, обрываясь в высоте.
Тишина, только топот тысяч босых ног, сандалий, поднимающих вверх светлые в темноте облачка пыли.
И внезапно тишину разрывает пронзительный крик:
– Садху! Саа-дху! С-ааа-а!
– Са-аа… – подхватывают голоса в темноте.
– Са-а! – катится вверх и вдаль.
Тропа сужается. Близко подступает стена джунглей. Впереди каменные ступени: с одного бока от них – скала и обрыв, откуда к тропе тянутся вершины деревьев, и лианы – с другого. Теперь тропа становится черным, влажным, жарким туннелем, и, если бы не редкие лампы, не светильники в руках пилигримов, казалось бы, что ты потерялся в бесконечной пещере.
Цепь людей тянется медленно. Здесь много стариков. Их ведут под руки, останавливаясь через несколько ступеней, давая им отдохнуть. Порой движение прерывается, значит, впереди чайный домик или навес для отдыха – их много на этом длинном пути.
Но время торопит: нужно достичь вершины к рассвету.
В одном месте ступени каменной лестницы совсем новые: еще недавно пилигримы преодолевали этот участок пути – крутые скалы с нависающим сверху козырьком – по толстым цепям, переброшенным над пропастью. Если налетал неожиданно шквал – а шквалы на высоте нередки, – люди падали в ущелье, и их душераздирающие крики заставляли на несколько минут замирать всю процессию.
На востоке небо начинает голубеть, и на фоне его особенно черной и величественной кажется вершина горы Шрипада, куда и лежит путь пилигримов. Свет ламп становится с каждой минутой желтее и нереальнее. Еще несколько сот шагов – и вершина.
Вершина горы – плоская площадка, посреди которой под навесом продолговатое углубление метра в два длиной. Это «след Будды». К восходу солнца на площадке собираются тысячи людей. Люди стоят вплотную друг к другу, и нарастающее волнение охватывает пилигримов, не замечающих уже ни жгучего ветра на почти трехкилометровой высоте, ни усталости после трудного пути.
Иногда над вершиной зарождается и тает в синем воздухе глубокий звон висящего здесь колокола. Это опоздавшие пилигримы возвещают о завершении своего пути.
Небо светлеет, и вот уже различимы смуглые лица, вершины окружающих гор и ранние легкие облака.
И вдруг, как всегда неожиданно, из-за горы вырывается сноп солнечных лучей, золотит вершины гор, лица людей, и еще через секунду – на экваторе восход солнца стремителен, такого никогда не увидеть жителю умеренного пояса, – еще через секунду на небо вылетает, будто выпущенное из пращи, солнце.
Этого момента и ждали все. Вздох восхищения, облегчения – будто люди уже и не надеялись, что солнце взойдет, – разносится над вершиной горы. И тут же сотни голосов подхватывают:
– Садху! Саадху! Саааа!!
По другую сторону горы – туда сейчас обращены лица пилигримов – появляется тень пика. Она кажется объемным конусом темного воздуха.
В тишину, наступившую на вершине, врывается голос монаха, читающего молитву. Монах (голос его многократно усилен громкоговорителями – техника не очень давно пришла в эти места, но, придя, укрепилась) произносит слова, повторяемые сотнями голосов:
– Я не украду…
Толпа опускается на колени.
– Я не убью ничего живого…
Люди касаются лбами холодных плит.
– Я не солгу…
А монах тем временем продолжает молитву: «…обладатель бескрайней мудрости, заботясь о спасении Ланки, трижды приходил сюда… И потому остров этот, озаренный светом истины, высоко вознесся в славе среди верующих».
Так написано в ланкийской хронике Махавамса.
Три раза посетил Будда остров Шри-Ланку, и в каждом из тех мест, где он останавливался, впоследствии были воздвигнуты храмы. Когда он в третий раз покидал остров, он коснулся ногой вершины горы Шрипада и оставил на ней свой след. С тех пор к этому месту тянутся пилигримы, которые в праздник майского полнолуния спешат сюда, чтобы увидеть рассвет со святой горы и тень пика в первых лучах солнца.
