Укажем прежде всего на актуальность, даже на злободневность произведения Беза. Действительно, в пьесе все время мелькают намеки на современные Безу события. И даже если это не прямые намеки, то в речах действующих лиц упорно звучит требование сопоставить историю библейского патриарха с судьбой современников поэта, таких же, как и он, изгнанников, покинувших родной кров, чтобы в чужом краю служить истинной вере. Именно так должны были воспринимать собравшиеся со всей Европы кальвинисты жалобы Авраама и Сарры на тяжесть добровольного изгнания. В персонажах де Беза они очень легко узнавали самих себя.
Столь же актуален и «современен» и образ Сатаны, который предстает в монашеской рясе. Его речь об этой рясе – это, однозначно, страстное разоблачение монашества, столь ненавистного всем сторонникам Реформации. Образ Сатаны, могущественного и хитроумного, почти безраздельно царящего на земле, призван олицетворять собой весь непротестантский мир, погрязший в пороке, междоусобных распрях и корысти.
Этому миру, забывшему бога или поклоняющемуся не тем богам (т. е. католицизму), противостоит безраздельно преданный богу патриарх Авраам. Хотя автор и наделяет его чертами реальных протестантских борцов, он не лишает его права на сомнение, колебания, даже известное неповиновение богу. Это делает конечную моральную победу Авраама особенно ощутимой и значительной.
Сначала Авраам без раздумий подчиняется божественному повелению принести в жертву Исаака. Но следом за этим в его сердце закрадывается сомнение. Однако тут же Авраам молит простить его за эти колебания и подчиняется приказанию свыше, но чувство горечи и обиды на несправедливость бога не покидает его; он восклицает:
О Dieu qui as faict ciel et terre,
A qui veux-tu faire la guerre?
Me veux-tu donc mettre si-bas? (p. 71).
(О боже, создавший и небо и землю,
против кого идешь ты войною!
Это меня хочешь ты покарать?)
И второй раз, уже перед жертвенником, на который положен связанный Исаак, Авраама охватывает чувство протеста. Но и теперь этот сильный человек сумел совладать с собой.
Здесь автор несколько отступает от библейского рассказа. Легендарный Авраам не испытывает тех сомнений, которые выпадают на долю героя Теодора де Беза. Аврааму из Библии уже обещано благоволение бога, поэтому он, не раздумывая, готовится принести в жертву Исаака. Вот что говорится в Библии: «Авраам встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из отроков своих и Исаака, сына своего; наколол дров для всесожжения и встав пошел на место, о котором сказал ему Бог. На третий день Авраам возвел очи свои и увидел то место издалека. И сказал Авраам отрокам своим: останьтесь вы здесь с ослом; а я и сын пойдем туда и поклонимся, и возвратимся к вам. И взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего; взял в руки огонь и нож, и пошли оба вместе. И начал Исаак говорить Аврааму, отцу своему, и сказал: отец мой! Он отвечал: вот я, сын мой. Он сказал: вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения? Авраам сказал: Бог усмотрит себе агнца для всесожжения, сын мой. И шли далее оба вместе. И пришли на место, о котором сказал ему Бог; и устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров. И простер Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего» («Бытие», XXII, 3 – 10).
Без драматизирует библейский рассказ, как бы актуализирует его, приближая его к современной действительности. Автор усложняет не только образ главного героя, но и образы других персонажей, которые в библейском рассказе либо отсутствуют (Сарра), либо совершенно не индивидуализированы (Исаак).
На примере Авраама Без показывает, сколь трудно служение протестантскому богу, какой душевной цельности и стойкости оно требует. В образе Авраама Без стремился типизировать характерные черты лучших представителей протестантизма (таких борцов, как, например, легендарный Лану). А если учесть, что трагедия написана менее чем через два года после того, как ее автор, подобно Аврааму, в поисках подлинной веры, покинул родину и близких и очутился на чужбине, то станет ясно, как много личного вложил де Без в этот образ.
Рядом с Авраамом – Исаак и Сарра. Характер каждого раскрывается в напряженных диалогах с главным героем. В образе Сарры подчеркнуты прежде всего черты женщины, матери. Защищая своего единственного ребенка, она более смело и прямо, чем Авраам, восстает на несправедливость бога. Но и она вынуждена смириться и исполнять суровые законы новой церкви. Сцена Сарры и Авраама из первого «акта» – одно из наиболее сильных мест трагедии. Переживания героев раскрываются в коротких репликах, смена этих переживаний передается подчас одним словом, одним междометием. Эта сцена полна внутренней динамики и напряжения. Критики не без основания видели в ней корнелиевскую силу.
Если Авраам – уже пожилой человек, умудренный большим жизненным опытом, чрезвычайно стойкий в своих убеждениях, выстраданных им, впитавшихся в плоть его и кровь, то Исаак еще юноша, ему ведомы и беспредельный страх, и отчаяние, и в то же время необузданная религиозная экзальтация (протестантское движение знало и таких неуравновешенных мятущихся людей). Авраам – уже сложившийся борец; на примере Исаака писатель показывает, как происходит постепенное формирование таких борцов.
В основе конфликта пьесы – столкновение чувства и внутреннего долга, заключающегося в беспрекословном подчинении богу. Отцовские и человеческие чувства Авраама сталкиваются не с какими-то предначертаниями и установлениями, существующими вне его, а с его внутренними религиозными убеждениями. Здесь нельзя не видеть прообраз будущих конфликтов классицизма.
Всю пьесу пронизывает идея внутренней религиозности, отличающей истинного христианина, что, как известно, было краеугольным камнем протестантской догматики в любом ее «изводе» – и лютеранства, и кальвинизма, и воззрений французских гугенотов. Без очень точно передает этот категорический императив своих единоверцев, видимо вполне разделяя их взгляды.
Между прочим, именно поэтому и не играет в трагедии активной роли Сатана, мечтающий отторгнуть Авраама от истинной веры; Сатана – лишь заинтересованный зритель напряженной борьбы в душе героя. Это не значит, конечно, что автор умаляет его опытность и силу. Характерно, что Без постоянно подчеркивает справедливость бога, равноправно распределяющего свои милости среди преданных ему верующих, тогда как сторонники Сатаны – это прежде всего сильные мира сего.
Сатана восклицает:
Tous ces paillards, ces gourmans, ces yvrongnes
Qu’on veoit reluire avec leurs rouges trongnes,
Portant sapphir, et rubis des plus fi ns,
Sont mes suppots, sont mes vrais cherubins (p. 66 – 67).
(Все эти распутники, гурманы, пьяницы,
с их красными рожами, носящие
самые дорогие сапфиры и рубины, —
это все мои подданные, мои херувимы.)
Не приходится удивляться, что Без вложил в уста своего Хора проповедь умеренности, незаинтересованности благами жизни, чуть ли не аскетизма:
