Бритт-Мари не хватало Ингрид. Гораздо больше, чем балкона.
Бритт-Мари вздрогнула: дверь грохнула так, словно в нее метнули топор. За дверью оказалась Вега. Без топора. Зато вся мокрая – на пол с нее текла вода и жидкая глина. У Бритт-Мари внутри все закричало.
– Почему вы не зажжете свет? – Вега прищурилась в темноту.
Бритт-Мари сцепила руки в замок.
– Освещение не работает, голубушка.
– А вы лампочки поменять не пробовали? – Вега наморщила лоб, словно изо всех сил старалась не выкрикнуть «ГОЛУБУШКА!».
В дверях появился Омар – с глиной в носу. Как он ухитрился? Существует же, в конце концов, сила тяжести.
– Купите лампочки! У меня есть обалденные сберегайки! По специальной цене! – бодро отрапортовал Омар, предъявив Бритт-Мари рюкзак.
Вега пнула его по лодыжке. Потом с неуклюжей дипломатичностью подростка заглянула Бритт-Мари в глаза и спросила:
– Можно мы матч посмотрим?
– Какой… матч? – удивилась Бритт-Мари.
– Матч! – ответила Вега примерно таким тоном, как если бы ее спросили: «Какой папа римский?»
Теперь Бритт-Мари сложила руки на животе.
– Что за матч?
– Футбольный! – хором выдохнули Вега и Омар и посмотрели на Бритт-Мари, как смотрели на Кента его дети, когда он как-то произнес «рождественский гном» и изобразил пальцами кавычки.
– Ах-ха, – недовольно произнесла Бритт-Мари, с отвращением глядя на перепачканную одежду.
Не на детей, разумеется. На их одежду. Дети ни в коем случае не вызывают у Бритт-Мари отвращения.
– Он всегда разрешал нам смотреть. – Вега указала на фотографию возле двери: пожилой мужчина с футболкой «Банк» в руках.
На другой фотографии, рядом с первой, тот же мужчина стоял в белой куртке перед грузовиком; на одном нагрудном кармашке значилось «ФК Борг», а на другом – «Тренер-инструктор». Куртку пора бы почистить, подумала Бритт-Мари. Похоже, про соду в этом поселке никто и не слышал.
– Меня об этом не уведомили. Вам придется поговорить с этим человеком, – объяснила Бритт-Мари.
Воцарилось такое молчание, что стало трудно дышать.
– Он умер, – сказала наконец Вега своим кроссовкам.
Бритт-Мари посмотрела на мужчину на фотографии. Потом опустила взгляд на руки.
– Это… ах-ха. Прискорбно слышать. Но ведь я тут ни при чем.
Вега сощурилась на нее с ненавистью. Потом пихнула Омара в бок и прошипела:
– Пошли отсюда, Омар. Ну ее.
Она уже отошла на несколько шагов, когда Бритт-Мари заметила в паре метров от двери еще троих детей. Мальчики лет двенадцати-тринадцати. Один рыжий, один черноволосый и один с высоким уровнем холестерина. Не то чтобы у Бритт-Мари были предрассудки, но под их взглядами она почувствовала себя чуточку виноватой. Бритт-Мари это ощущение не понравилось. Из пиццерии на площадку падал свет. В окна видно было, что один телевизор там точно есть.
– Позвольте спросить, почему вы не смотрите футбол в пиццерии, или в автосервисе, или что там оно сейчас, если этот матч для вас так важен? – спросила Бритт-Мари исключительно вежливо, а вовсе не как конфликтный человек.
Омар пнул мяч на парковку и тихо ответил:
– Они там пьют. Если проигрывают.
– Ах-ха. А если выигрывают?
– Тогда они пьют еще больше. Поэтому он всегда пускал нас смотреть футбол сюда.
Омар указал на мужчину на фотографии. Бритт-Мари крепче стиснула руки.
– Ах-х-а.
Бритт-Мари подумала и изрекла:
– А дома телевизора ни у кого во всем поселке, конечно, нет?
Ответила ей Вега, отчетливо и жестко, словно оборачивая каждый слог стальной проволокой:
– Ни у кого дома нет места на всю команду, а мы смотрим футбол вместе! Всей командой!
Бритт-Мари стряхнула пылинки с юбки.
– У меня сложилось впечатление, что команды у вас больше нет.
– У НАС ЕСТЬ КОМАНДА! – Вега решительно направилась к Бритт-Мари, не дойдя двух шагов, остановилась, наставила на нее указательный палец и крикнула:
– Мы здесь, так? Мы здесь! Значит, мы – команда! Даже если у нас отобрали наше гребаное поле и гребаный клуб, а наш тренер умер от гребаного инфаркта, мы – команда!
Бритт-Мари поежилась под устремленным на нее бешеным взглядом. Лексикон у ребенка категорически неприемлемый! Но по щекам Веги градом катились слезы, казалось, девочка вот-вот ее ударит – или обнимет: Бритт-Мари опасалась обоих вариантов в равной мере.
– Прошу вас подождать здесь, – сказала она и в страхе закрыла дверь.
Вот, собственно, что произошло, прежде чем все началось.
Бритт-Мари стояла за дверью в темноте. Вдыхала запах влажной земли и соды. Вспоминала запах алкоголя и гвалт футбольных телетрансляций. Кент никогда не выходит на балкон. Он боится высоты. Бритт-Мари выходила на балкон одна. Она всегда лгала, что купила растения, потому что знала: он что-нибудь съязвит, если она расскажет, что нашла цветы в мусорном чулане или на улице. Брошенные каким-нибудь соседом при переезде. Цветы напоминали об Ингрид: сестра так любила живое. И Бритт-Мари снова и снова спасала жизнь бездомным растениям в память о сестре, чью жизнь она спасти не смогла. Как это объяснишь Кенту?
Кент не верит в смерть, он верит в эволюцию. «Эволюция, – одобрительно кивал он, видя, как в какой-нибудь передаче про животных лев поедает раненую зебру, – она отсеивает слабых. Ради выживания вида. Если ты не лучше всех, то должен понять намек и освободить место для сильного, а?»
Разве можно с таким человеком говорить о балконных цветах?
Или об утратах?
Чуть дрожащей рукой Бритт-Мари потянулась за мобильным. Девушка из службы занятости выдохнула после третьего вызова:
– Алло?
Бритт-Мари испустила благожелательный вздох:
– Ну кто так отвечает? Вы что, запыхались?
– Бритт-Мари? Я в спортзале! – прокричала девушка.
– Видимо, вам это нравится, – констатировала Бритт-Мари.
– Что-то случилось?
– Здесь дети. Они говорят, что хотят смотреть какой-то матч.
– А, ну да, матч! Я тоже буду смотреть! – В голосе девушки послышалось волнение.
– Меня не поставили в известность о том, что в мои должностные обязанности входят дети! – Волнения в голосе Бритт-Мари было не меньше.
– Бритт-Мари, – простонала девушка, – извините, но я не могу разговаривать по телефону в спортзале.
А потом заметила:
– Но… это же хорошо? Если дети смотрят футбол, а вы вдруг умрете, они об этом узнают!
