Бритт-Мари медленно покачала головой:
– Я понимаю, что вам это нетрудно. Но вы хотите сказать, что меня повезут через весь поселок в полицейской машине, как преступницу?
Полицейский страшно смутился:
– Нет. Нет. Нет. Конечно, вам этого не хочется.
– Мне определенно этого не хочется!
Полицейский кивнул сконфуженно. Бритт-Мари кивнула решительно.
– Еще что-нибудь? – спросила она.
Он покачал головой. Она тоже покачала головой. Он повернулся и ушел, глядя в асфальт. Бритт-Мари закрыла дверь.
Ребята сидели в центре, пока Бритт-Мари сушила их одежду. То, что не влезло в сушилку, она развесила по помещению, чтобы дети забрали вещи на следующий день. Большинство отправились домой в футболках. Так Бритт-Мари стала тренером футбольной команды. Просто ей об этом еще не сказали.
Никто из детей не поблагодарил ее за выстиранные вещи. Дверь закрылась, и досуговый центр погрузился в тишину, какую умеют оставлять после себя только дети и футбол. Бритт-Мари собрала со стола тарелки и банки из-под газировки. Омар и Вега отнесли свои тарелки на стол рядом с мойкой. Не помыли, не поставили в посудомоечную машину, даже не ополоснули – просто оставили на столе. Кент тоже иногда так делал – и как будто ждал благодарности. Как будто хотел, чтобы Бритт-Мари знала: когда на следующее утро тарелки окажутся в шкафчике, чистые и вытертые, то это значит – он выполнил свою часть работы.
В дверь досугового центра постучали. Цивилизованные люди в такое время не стучатся, и Бритт-Мари решила, что кто-то из детей что-то забыл, и открыла дверь.
– Ах-ха?
Но на пороге снова стоял полицейский. Он смущенно улыбнулся. Бритт-Мари поправилась:
– Ах-ха!
А это совсем не одно и то же. Во всяком случае, в устах Бритт-Мари. Полицейский сглотнул, собрался с духом и неловко подал ей бамбуковую занавеску, чуть не попав Бритт-Мари по лбу.
– Пардон, вот, я только хотел… это вот бамбуковая занавесочка! – И он чуть не уронил занавеску в грязь.
– Ах-ха… – выжидательно произнесла Бритт-Мари.
Полицейский застенчиво кивнул:
– Я сам ее сплел! Я ходил на курсы в городе. «Дизайн по фэншуй».
Он снова кивнул. Словно ждал, что Бритт-Мари что-то скажет. Она молчала. Полицейский поднял занавеску к лицу.
– Вы можете прижать ее к окну машины. Так никто не увидит, что это вы.
Он бодро указал на полицейскую машину. Потом на занавеску. Потом на дождь, который снова принялся за свое. В Борге он только этим и занимается. Что с него возьмешь, если другого дела у него нет.
– А еще вы можете держать ее над головой, когда мы пойдем к машине, – как зонтик. И прическа не испортится!
– Ах-ха. – Бритт-Мари неуверенно вложила одну руку в другую.
Полицейский снова сглотнул – глаза бегали, пальцы теребили бамбук.
– Конечно, это не обязательно, нет-нет. Я только подумал, вам ведь надо где-то жить, пока вы в Борге. Я подумал, что это, так сказать, н-ну, м-м, вы понимаете. Что даме, так сказать, не подобает жить в досуговом центре.
Они долго стояли молча. Бритт-Мари вложила одну руку в другую, потом наоборот, и наконец выдохнула – бесконечно терпеливо. Это ни в коем случае не вздох.
– Мне нужно собрать вещи, – проговорила она.
Он энергично закивал. Она закрыла дверь, оставив его под дождем.
Вот такое получилось продолжение. Того, что началось.
13
Бритт-Мари открыла дверь. Полицейский вручил ей занавеску, она ему – цветочные ящики.
– Я слышал, у вас в машине осталась большая икеевская упаковка – может, я ее перенесу к себе в машину? – любезно предложил полицейский.
– Ни в коем случае! – испуганно отрезала Бритт-Мари, будто Свен предложил сжечь упаковку.
– Ну да, ну да, конечно нет. – Полицейский виновато закивал.
Из пиццерии вышли мужчины в бородах и кепках, кивнули полицейскому, тот помахал рукой в ответ. Бритт-Мари мужчины словно не заметили. Полицейский торопливо прошагал к машине с балконными ящиками под мышкой, потом вернулся и пошел рядом с Бритт-Мари. Он не держал ее под руку, но его рука была в нескольких сантиметрах от ее. Их руки не соприкасались, но, если бы Бритт-Мари поскользнулась, Свен бы смог ее подхватить.
Бритт-Мари держала занавеску над головой, словно зонтик; с этой ролью занавеска прекрасно справлялась, причем предпочитая амплуа дырявого зонтика. Однако Бритт-Мари держала занавеску над головой до самой машины – зачем полицейскому видеть, что прическа вконец раскисла?
– Прошу прощения, вы не высадите меня возле банкомата, чтобы я смогла расплатиться за комнату. – Произнесла она не вполне так, как обращаются к таксисту, но и не так, как просят полицейского, и озабоченно прибавила: – Если вас это не затруднит. Не хотелось бы доставлять лишних хлопот.
– Совсем не затруднит! – ответил полицейский без малейшего затруднения в голосе.
Свен болтал всю дорогу – совсем как Кент, когда они куда-нибудь ездили. Но по-другому, потому что Кент всегда что-нибудь рассказывал. А Свен задавал вопросы. Это раздражало Бритт-Мари. Это так раздражает – когда тобой интересуются те, к кому ты еще не привык.
– Что думаете о матче? – спросил полицейский.
– Я была в туалете, – ответила Бритт-Мари.
И пришла в невероятное раздражение от собственных слов. Из них ведь можно сделать скоропалительный вывод, что у нее серьезные проблемы с кишечником. Полицейский ответил не сразу, из чего Бритт-Мари сделала вывод, что именно такой вывод он и сделал, а Бритт-Мари категорически не одобряет, когда полиция делает скоропалительные выводы. Поэтому пришлось внести ясность:
– У меня нет проблем с кишечником. Но я должна была находиться в туалете, иначе игра пошла бы как-нибудь не так!
Полицейский засмеялся. Не то над словами Бритт-Мари, не то над ней самой. Но заметил, что Бритт-Мари это не одобряет, и перестал.
– Почему вы вообще приехали именно в Борг? – с любопытством спросил он.
– Мне предложили здесь работу, – просто ответила Бритт-Мари.
Ноги ее утопали в залежах пустых коробок из-под пиццы и бумажных пакетов из-под гамбургеров. На заднем сиденье лежал мольберт и груды карандашей и рисунков.
– Я хожу на курсы акварели, в городе! Вы любите живопись? – с воодушевлением спросил полицейский, заметив, что Бритт-Мари смотрит на рисунки.
– Нет.
Полицейский смущенно поковырял руль.
– Ну да, ну да, я, конечно, не имел в виду свои собственные работы. Я-то просто любитель, пишу для собственного удовольствия, я имел в виду – вообще. Настоящие картины. Красивые.
