В пиццерии Личность достала из-под прилавка бумажку и пригоршню монет.
– Вот. Сдача и чек.
Она протянула Бритт-Мари и то и другое и жестом указала на нижний край двери, под которую Бритт-Мари подсунула деньги накануне вечером.
– В следующий раз, знаешь, можешь это, как его? Зайти! – ухмыльнулась Личность.
Бритт-Мари не знала, что ответить, и Личность прибавила:
– Ты оставила слишком много денег за сигареты, Бритт-Мари. Ты это, как его? Или считаешь хреново, или слишком щедрая. Я так решила: Бритт-Мари – щедрая, ну. Не как этот Фредрик, он, знаешь, такой жадный, что дерьма не отдаст задарма. – И она радостно закивала.
Бритт-Мари несколько раз выдохнула «ах-ха». Аккуратно сложила чек, сунула в сумочку. Взяла сдачу, ссыпала в вазочку. Личность прокатилась на полколеса вперед, откатилась на полколеса назад:
– Знаешь, оно красивше стало. Красивше, когда ты… прибралась. Спасибо!
– У меня не было намерения переложить ваше имущество так, чтобы вы не смогли его найти, – проговорила Бритт-Мари в сумочку.
Личность почесала подбородок.
– Приборы, ну. Вилки, ножи, ложки. В таком порядке. Я могу это, как его? Привыкнуть!
Бритт-Мари прикусила щеки. Пошла к двери. Уже у порога она остановилась, собралась с духом и сказала:
– Я только хотела довести до твоего сведения, что тебе не обязательно надрываться и спешить с ремонтом моего автомобиля.
Личность взглянула в открытую дверь на детей и футбольную площадку. Кивнула. Бритт-Мари тоже кивнула. Она уже не очень помнила, когда у нее раньше бывали подруги.
Дети оставили грязные футболки в молодежном центре, хотя Бритт-Мари не вызывалась их стирать. Все уже покинули парковку и разошлись по домам, когда Бритт-Мари, высушив футболки в сушилке, сложила их опрятной стопкой для завтрашней тренировки. Борг совсем обезлюдел, если не считать одинокого силуэта на автобусной остановке у дороги. Бритт-Мари даже не знала, что тут есть автобусная остановка, но остановка была, и кто-то ждал там под фонарем. Она не сразу поняла, что это Пират, хотя до него было рукой подать. Рыжие волосы всклокочены и перепачканы, мальчик стоял неподвижно, словно старался ее не замечать. Благоразумие убеждало Бритт-Мари уйти. Но все-таки она сказала:
– У меня сложилось впечатление, что ты живешь в Борге.
В руке у Пирата была бумажка из тех, которые Бритт-Мари раздала в начале тренировки.
– Тут сказано – подпись родителей. Так что мне надо съездить к папе, попросить, чтобы подписал.
Бритт-Мари кивнула.
– Ах-ха. Тогда хорошего вечера. – Она сделала шаг в темноту.
– Вы не съездите со мной? – крикнул Пират ей вслед.
Бритт-Мари обернулась, словно он совсем спятил. Бумажку у него в руке сплошь покрывали пятна пота.
– Я… это… подумал – хорошо бы, если бы вы съездили туда со мной, – выговорил он.
Совершенное безумие. Бритт-Мари постаралась донести эту мысль до мальчика, пока они ехали в автобусе.
Поездка, длившаяся почти час, завершилась перед огромным белым зданием. Бритт-Мари так крепко сжала сумочку, что пальцы свело. Она все-таки цивилизованный человек и живет как положено.
А цивилизованные люди, которые живут как положено, тюрем обычно не посещают.
19
«Проклятые бандиты», – говорил Кент, возлагая на них ответственность за все. За уличную преступность, за высокие налоги, за карманные кражи, за надписи в общественных туалетах, за чартерные гостиницы, где все шезлонги оказывались заняты, когда Кент спускался к бассейну, – всему этому причиной были «бандиты». А что, удобно – всегда есть кому предъявить претензии, но при этом – никому конкретно.
Бритт-Мари так и не смогла понять, чего ему не хватает. Когда же он будет доволен. Сколько денег ему нужно – много? Или все вообще? Подростками Давид и Пернилла подарили ему кофейную кружку с надписью «Скупи всё и умри чемпионом!»
[2]. Они-то считали это «иронией», а Кент сделал жизненным девизом. У него всегда был какой-нибудь план, всегда за углом поджидал какой-нибудь «чертовский куш». Его бизнес с Германией мог расшириться, квартира, которая им досталась от родителей Бритт-Мари, могла наконец стать их собственностью, и тогда ее можно было бы продать, – всегда имелось что-нибудь на подходе. Надо просто подождать каких-то несколько месяцев. Каких-то несколько лет. Они поженились, потому что аудитор Кента сказал, что это «поможет оптимизировать налоги». У Бритт-Мари никаких планов не было, она полагала, что достаточно любить и хранить верность. До того самого дня, когда все закончилось.
«Проклятые бандиты», – сказал бы Кент, если бы сидел с Бритт-Мари этим вечером в тюрьме, в тесной приемной. «Высадить всю шайку-лейку на необитаемом острове, дать каждому по пистолету – и санация произойдет сама собой», – так он говорил о преступниках. Бритт-Мари не нравилось, когда он так говорит, она считала, что санация – это про ванную и кухонные поверхности, но она никогда ничего не говорила. Сейчас, думая об этом, она пыталась припомнить, говорила ли она в последнее время вообще что-нибудь – до того самого дня, как оставила Кента, не сказав ни слова. Поэтому виноватой всякий раз выглядела она.
Интересно, что он сейчас делает? Как себя чувствует, чистые ли у него рубашки? Принимает ли он лекарства? Может, ищет что-нибудь в кухонных ящиках и зовет ее – а потом вспоминает, что ее в их квартире больше нет. Наверное, сейчас он с той, молодой и красивой, которая любит пиццу. Что бы сказал Кент, узнай он, что Бритт-Мари тем временем сидит в приемной тюрьмы для бандитов. Встревожился бы? Стал бы шутить на ее счет? Стал бы касаться ее, шептать «все будет хорошо», как шептал в те дни, когда она только-только похоронила маму?
Они тогда были совсем другими. Бритт-Мари не знала, кто изменился первым – она или Кент. И сколько в этом ее вины. Она готова была признать, что вся вина – только ее, лишь бы ей дали вернуться в привычную жизнь.
Пират сел рядом с ней, взял ее за руку. Бритт-Мари в ответ тоже взяла его за руку.
– Не говорите маме, что мы сюда ездили, – прошептал Пират.
– Где она?
– В больнице.
– С ней произошел несчастный случай? – выдохнула Бритт-Мари.
– Нет, нет, она там работает, – ответил Пират и добавил, словно ссылаясь на некий закон природы: – Все мамы в Борге работают в больнице.
Бритт-Мари не знала, что на это отвечать. Поэтому она спросила:
– Почему тебя зовут Пиратом?
– Потому что папа уклонялся от налогов, – ответил Бен.
