Рядом они производили странное впечатление: тяжелый приземистый монолит храма и рассеченный рядами колонн, обманчиво ажурный ипподром. Они негласно соперничали, официально находясь в идиллическом согласии.
Мы вошли в ипподром через западный вход.
Там уже было не протолкнуться от народа, хотя западные трибуны искони были сборищем нобилитета в противовес восточным, отданным черни, и всегда на западных царил порядок и простор, а на восточных — давка, гомон и кучи мусора.
Теперь же волшебным образом восточные трибуны были относительно малолюдны, зато на западных яблоку негде упасть — все старались хоть ухом, хоть лысиной, но попасться на глаза новым властителям.
По запруженной народом трибуне мы пробирались к своим местам, привлекая к себе всеобщее внимание. Я думаю, не мы с тетушкой были тому виной в первую очередь. "Конский хвост" сестры победно реял на трибуне.
Попутно наглядно выяснилось, что сведения о туалете приличной дамы, которые наш класс не так давно занес в тетрадки, безнадежно устарели.
Не иначе как Фиолетовый Магистр пользовался данными прошлого — позапрошлого веков. Во всяком случае, столица явно не знала, что должна носить каждая порядочная женщина.
И здесь, на трибуне, я нос к носу столкнулась с Ректором нашего пансионата. Без формы номер четыре, без перчаток и вообще без юбки. Зато с кинжалом на поясе. Пусть и тупым. Радостно поздоровалась, с интересом гадая, как он отреагирует.
Серый Ректор словно и не заметил ничего, ни малейшего нарушения в моем облике не нашел. Рассыпался в любезностях перед тетушкой, улыбался мне, даже обидно стало, что скандала не будет.
Важные в Пряжке персоны здесь стали какими-то потертыми и пришибленными. Смотреть на это было противно.
Когда мы сквозь людское море наконец добрались до своих мест, пот с нас тек, как с носильщиков тяжестей в жаркий день. Впрочем, рядом сидящие дамы выглядели ничуть не лучше, они обмахивались веерами так, что пудра с щек летела облаком.
Тетушка вручила нам с сестрой по громадному пушистому вееру из белых перьев, с легионерскими штанами они смотрелись бесподобно, примерно так же, как ипподром рядом с храмом. И мы приняли посильное участие в создании урагана.
Трибуны были уже заполнены, и все ждали главного действия. Нет, не скачек, какие скачки, Медбрат с ними!
Все ждали появления Обрубленных Хвостов.
Легион появился не без эффекта.
Входы в ипподром перекрыли, и как-то разом по всем дорожкам, делящим трибуны на сектора, энергично помчались серебристо-панцирные легионеры. Несколько мгновений — ипподром был оцеплен и разбит на участки.
Только тогда в правительственной ложе появились офицеры легиона, которые и были теперь самой высшей властью. Верховные.
Трибуны выложились до дна в приветственном оре. Ликовало все. Легион хранил скромную молчаливость.
Сестра внимательно рассматривала ложу, где разместились Верховные, что-то запоминала и подсчитывала — это выдавало ее сосредоточенное лицо.
Я сидела с краю, у самого прохода. Рассматривать сидящий где-то там офицерский состав Легиона мне показалось скучным занятием, поэтому я сосредоточилась на рядовых, тем более что один экземпляр был просто под боком и стоял у моего кресла.
Для создания устрашающего впечатления на легионера был надет металлический пластинчатый нагрудник и закрытый шлем. Нагрудник сразу делал любую, самую впалую грудь колесом, а плечи широкими. Да плюс к этому слабо уязвимыми. Потенциальный противник невольно задумывался. А там, глядишь, и отказывался от всяких преступных намерений.
Но меня, разумеется, интересовало совсем не это. Чуть откинувшись, я вытянула шею и посмотрела на тыл легионера. Никогда ведь в жизни не видела отрубленного хвоста!
Точно, вместо хвоста между мускулистых подобранных ягодиц, втиснутых в узкие кожаные штаны, торчал короткий, воинственный обрубок. С ума сойти! И женщину погладить нечем, бедолага…
— А вам больно было? — спросила я у шлема, вернув голову вместе с шеей в нормальное положение.
И сестра, и тетя с ужасом уставились на меня. Шлем колыхнулся, и из него басом ответили:
— Да не особо, крошка. Зато потом хорошо.
Баса я не ожидала, растерялась и прикрылась веером до бровей. Тут, на мое счастье, стартовал первый забег и все про всё забыли.
Ипподром бесновался, болея за своих любимцев. Смотреть на людей было куда интереснее, чем на лошадей. Многие вели себя так, словно жизнь их решалась в эти минуты.
Этого я понять не могла. Ставить свою жизнь в зависимости от резвости лошади? Глупо как-то.
Тетушка так не считала и что-то залихватски выкрикивала со своего места. Сестра продолжала невозмутимо высматривать важное для Сопротивления. Это она делала зря — слишком выделялась из орущей толпы.
Внезапно легионер, с которым мы так мило побеседовали, наклонился ко мне. От страха я чуть не описалась прямо в кресле.
Ни слова не говоря, он вложил в мою ладонь две монеты и снова выпрямился.
Это что, плата? А за что?
Бдительная тетя углядела, что контакт с легионером продолжается, и через сестру пнула меня ногой под креслом.
— Благодарю вас, воин, — повинуясь ее подсказке, в лучших традициях пансионата поблагодарила я.
Уж тетя знает, за что мне заплатили.
Может, за то, чтобы помалкивала? Или это аванс? Тогда я не согласная. Нашел дурака. Дуру. Две монеты это очень мало, ну хотя бы три…
Забеги окончились, и призы нашли своих победителей.
Началось новое представление с участием Легиона.
Сначала организованно исчезли офицеры, за ними втянулось в дыры выходов оцепление, только после этого все прочие штатские получили право отправиться восвояси.
Не знаю, у меня ли одной возникло это чувство, но мне показалось, что Легион растерян и побаивается. Чего побаивается и чем растерян — это уже другой вопрос. Но что почувствовала, то почувствовала.
Мы подождали, пока схлынет толпа, потом спустились к кассам, где тетя, умудрившаяся что-то выиграть, получила свои деньги, и пошли к выходу.
— А сейчас, девочки,- сказала с горящими глазами тетя, — я покажу вам самые модные лавки!
Глава восьмая
ДОМА
Дома спор у сопротивленцев разгорелся с новой силой. Друзья сестры тоже были на ипподроме, но на восточной трибуне. И тоже запоминали все до мелочей.
Они отчитались перед Ножом, а он методично сбивал все данные в единую картину и поэтому в общей ругани, к своему сожалению, не участвовал.
Лично я из их спора узнала поразившую меня новость: у Сопротивления не было оружия. Вот это номер! Оказывается, последние три года в пансионате напрочь отрезали нас от всех событий и новостей.
