Расположенные амфитеатром каменные скамьи создавали в Зале старейшин изумительную акустику, благодаря которой в почти полной тишине можно было в любом углу уловить даже чуть слышное дыхание Армандры. И множество старейшин прислушивались к этому звуку! Здесь собрались вожди всех племен, обитавших в пещерах плато, — тлинкитов, черноногих, эскимосов, чинуков, нутка и всех прочих племен, издревле населявших северо-запад Америки на Земле. Итаква, Странник Ветров, в незапамятные времена принес сюда их прародителей, чтобы заселить Борею. Они сидели в полном церемониальном облачении, как могли бы сидеть на совете великих вождей племен среди северных лесов Материнского мира, смотрели зоркими, как у орлов, глазами на Армандру и, затаив дыхание, ждали ее слов или действий.
Слева от трона Армандры застыла на коленях красавица индианка Унтава, ее приближенная камеристка, скво Кота’ны; она находилась здесь на тот случай, если жрице Плато потребуется помощь в том труде, за который она взялась, — призвать к себе те непостижимые ветры, которые вечно гуляют между мирами. А у подножия возвышения, перед ведущими к нему ступеньками, стояла небольшая группа под предводительством полководца Плато: сам Силберхатт, его «брат-медведь» Кота’на, Трейси (сестра Хэнка) с Джимми Франклином, Искатель Анри-Лоран де Мариньи и его женщина Морин. И еще Чарли Такомах, современный индеец из племени шауни, подружившийся с Силберхаттом и его спутниками сразу же после того, как Итаква принес их через межзвездные пространства на Борею. Шагающий с Ветрами совершил тогда серьезную ошибку, в чем убедился в тот же самый день. Чарли, участвовавший в войне в Корее, после ее завершения отправился на север Материнского мира, чтобы написать книгу о старых индейских и эскимосских племенах, и там, в Приполярье, встретился с Итаквой. Сменил Корею на Борею, только и всего! Некоторое время он провел в дикарских стойбищах Детей Ветров, но в конце концов сумел сбежать на плато. Военный опыт и тактическая подготовка бывшего армейского офицера весьма пригодились его новым соплеменникам, теперь он заседал в Совете старейшин. Но его высокопоставленные друзья предпочитали видеть его рядом с собой.
Некоторое время все ждали… и вот, началось!
Де Мариньи и все остальные услышали, будто из дальнего далека, протяжные причитания, словно заговорили, засетовали ветры, веющие среди миров; эти звуки исходили от начавшего мелко-мелко вибрировать медальона, продолжавшего медленно поворачиваться на золотой цепи перед напряженным белым лицом Армандры. Отдельные шепотки — старейшины изредка все же позволяли себе чуть слышно переговариваться друг с другом — сразу утихли и, будто для того, чтобы не дать воцариться полной тишине, вибрирующий медальон зажужжал громче. А потом…
Де Мариньи показалось, будто по залу промчалась целая стая, поток поющих ветров. Они налетали любопытными вихрями, дергали его и Морин за одежды, играли с их волосами. И ведь все это было иллюзией — факелы горели так же ровно, как и прежде, ни один язычок пламени не шелохнулся! Да, эти стенания ветров, призванных сюда из межзвездных просторов, были иллюзией, такой же, как грохот отдаленного прибоя в раковине, поднесенной к уху; а может быть, и нет?
— Я никак не могу к этому привыкнуть. — Хриплый шепот Хэнка Силберхатта прозвучал в ухе де Мариньи, заставив его вздрогнуть. — Армандра ведь самая настоящая женщина, но ей посильно очень многое из того, что делает ее отец. Впрочем, тебе это объяснять, пожалуй, не нужно!
Действительно, в этом не было никакой необходимости, потому что де Мариньи имел немало возможностей посмотреть на Армандру в действии. Но происходившее сейчас было для него в новинку. Неожиданным — до потрясения — оказался для него и звук ее голоса, высокого и чистого, как звон золотого колокольчика, заглушившего призрачный шелест потусторонних ветров. Когда она заговорила, коротко подстриженные волосы на затылке де Мариньи встали дыбом, ему показалось, что в воздухе резко сгустилось электричество.
— Итаква вернулся на Борею, — произнесла она; ее глаза были все так же закрыты, лицо бело, как свежевыпавший снег. — Он прибыл раньше времени и сейчас смотрит на нас с белой равнины. Я чувствую, как его сознание пытается достичь моего, но на сей раз я надежно закрылась от него!
Старейшины переговариваются встревоженным шепотом. Возвращения Итаквы не ожидали еще по меньшей мере три месяца! Неужели Итаква вернулся так рано? А спрашивать почему, нет никакого смысла, потому что, когда дело касается Шагающего с Ветрами, никаких логичных причин просто не бывает. Но это очень, очень дурное предзнаменование!
Армандра, впрочем, не оставила им времени для рассуждений.
— Вот! — заявила она, чуть заметно кивнув. — Он больше всего на свете хочет вызнать наши тайны, но до них ему не добраться. И теперь я могу поговорить с моими друзьями ветерками, которые гуляют повсюду по звездным просторам. Не с теми могучими вихрями времени и пространства, что рождаются в великих пропастях и переплетениях пространства и времени, а их маленькими родственниками, играющими на бескрайних просторах и заходящими в своих странствиях куда и когда угодно…
Она несколько секунд молчала, лишь тяжело дышала и хмурила брови в глубокой сосредоточенности, но потом ее лицо просветлело, она улыбнулась какой-то необычной улыбкой, подняла правую руку и сделала ею приглашающий жест. — Идите ко мне, ветерки. Поговорите с Армандрой, расскажите ей о своих путешествиях. И расскажите, если пожелаете, где лежит Элизия и какие дороги ведут туда.
Армандра не открывала глаз, но ее огненно-рыжие волосы жутковато зашевелились, как бы по собственной воле, и начали всплывать над ее алебастровыми шеей и плечами. Мех ее жакета встопорщился, как от ветра, а улыбка стала шире, словно ей на ухо прошептали какой-то забавный секрет. А затем…
— Он вернулся от Арктура, — сказала Армандра, — где вокруг замерзшего пустотелого солнца вращаются десять тысяч ледяных планет. И эта огромная замерзшая звезда настолько хрупка, что, когда он забрел внутрь ее и подул на ее сосульки и ледяные сталактиты, все обрушилось и разбилось в осколки и снежную пыль. А когда ледяное солнце погибло, его многочисленные миры разлетелись, как камни из пращи, и устремились в глубины космоса искать себе новые солнца. Так что этот ветерок стал, можно сказать, отцом будущих миров! Это по его словам; ну, а я думаю, что он выдумал эту красивую историю, чтобы развлечь меня. Что касается Элизии… он считает, что это легенда, потому что ему ни разу не доводилось беседовать с ветрами, которые действительно побывали близ нее.
Ее улыбка чуть померкла, но она медленно наклонила голову, чтобы позволить крохотному ветерку, словно котенку, прижаться на несколько мгновений к впадинке между ее ключицей и шеей. Эфирное дуновение, хоть и невидимое, пригладило встопорщившийся мех на ее воротнике, подкинуло волной ореол ее медных волос.
— А этот печален, потому что лишился своих братьев, попавших в утробу черной дыры: они неосторожно подошли слишком близко к краю. Наверняка их выбросило из дыры в каком-то очень дальнем краю пространства, и он боится, что ему никогда больше не придется играть с ними среди знакомых звезд. Он считает, что они вполне могли добраться и до Элизии, — он слышал поговорку, что туда все ветры попутные, — но, увы, он понятия не имеет о том, где находится это место.
