Профессор, мне объясняли, что телепатия это телепатия, а мысли это мысли, и я знакома с почти общепринятыми теориями, согласно которым, если телепат передает мысли, то они должны быть хоть частично понятны кому угодно. Это не так. Оппоненты — их очень мало — правы в том, что мысли совершенно чуждого существа будут нам совершенно непонятны. И несмотря на внешнее сходство с человеком, нет ничего более чуждого, чем Шагающий с Ветрами — я не в силах представить себе такого, — а его мысли… это нечто ужасное. Я думаю, что уловленное мною представляло некую совершенно чужеродную смесь из злорадного веселья и убийственной ярости, мутный поток, который, словно покрытое трещинами зеркало, телепатически отразило сознание Хэнка, но мысли самого Хэнка в этот последний миг доходили до меня с хрустальной ясностью. Он знал, что происходило, и я заранее предвидела, что он сейчас вышвырнет меня из своего сознания. И сопротивлялась, потому что хотела оставаться с ним и хоть чем-то помочь, если это будет в моих силах. О, конечно, Хэнк взял верх, но даже после того, как он вытолкнул меня из своих мыслей обратно в мою спальню в Мискатонике, я продолжала ощущать перегрузку, которую он испытывал, пока руки Итаквы поднимали самолет все выше, выше, в тучи и сквозь них — как ребенок поднимает камень, чтобы пустить его делать «блинчики» по воде, или мяч, чтобы стукнуть им оземь.
И напоследок Хэнк сказал: «Хуанита, расскажи…» И на этом все прервалось. В моем сознании не осталось ровным счетом ничего, вакуум, в который хлынуло мискатоникское утро — как будто разом распахнулись все двери и окна. Но даже зная, что все кончено, я взывала вслух к Хэнку, умоляла его вернуться, говорить со мною дальше, продолжала искать хоть малейшее эхо его телепатического голоса.
Но, профессор, это еще не все. Я уверена, что в самолете находилась и сестра Хэнка, Трейси Силберхатт. Не знаю, почему она там оказалась — ее не было в составе группы (больше того, я сомневаюсь в том, что она знала хоть что-то о его работе в Фонде Уилмарта), но в этом полете она, несомненно, участвовала. Она неотступно присутствовала в его сознании, он очень тревожился за нее…»
Хуанита была права — Трейси Силберхатт действительно находилась в самолете. Позднее, через четыре с лишним месяца, мы все же выяснили, как и почему она там оказалась, но к тому времени Хуанита, утратившая свою ценность в качестве телепата и сама не пожелавшая продолжать работу в Фонде, вернулась в Монтеррей. Воздушные и наземные поисковые группы прочесали область к северу от последнего установленного местонахождения Хэнка, но так ничего и не нашли; самолет словно исчез с лица земли. А потом, в конце мая, когда я был занят подготовкой собственной экспедиции на запад Австралии, в Большую Песчаную пустыню, Хуанита вернулась в Мискатоник. Мало того что она явилась совершенно неожиданно — ее облик переменился не в лучшую сторону. Она выглядела так, как будто не сомкнула глаз неделю. В явном смятении, она, увидев меня, кинулась мне на шею и принялась что-то истерически, сбивчиво бормотать. Несомненно, она пережила какое-то страшное потрясение. Я тут же распорядился дать ей успокоительное и отправить в кровать. Но, даже оглушенная препаратами, она продолжала твердить, что Хэнк жив — неизвестно где находится, но жив, — говорила о страшных ветрах, дующих между мирами, и о твари, которая разгуливает по этим ветрам и подчас уносит с собой в иные пространства жертвы, изловленные в каком-то мире и каком-то времени. Когда же действие успокоительного закончилось, специалисты университета установили, что она действительно находится в телепатическом контакте с кем-то, но, хотя им удалось определить наличие самого феномена, сказать, с кем именно она поддерживает связь, они не смогли. Оставалось одно: принять сказанное ею за истину.
Между прочим, именно тогда один из моих «провидцев» — у нас есть группа специалистов с обостренным психическим восприятием, нечто вроде средневековых медиумов и спиритов с очень хорошей естественно-научной подготовкой, — задал мне очень неожиданный вопрос. Остановив меня при случайной встрече в коридоре, он, как бы между делом, спросил меня, не был ли Хэнк Силберхатт астронавтом. При обычных обстоятельствах я бы просто посмеялся, но в тот раз у меня не было такого настроения, и я очень вежливо ответил, что нет, Силберхатт астронавтом никогда не был, и вообще, что это за странные и неуместные насмешки? Ответ я запомнил, наверно, навсегда: «Нет, профессор, это не насмешка и не пустая болтовня. Я ведь, как-никак, провидец. И вот что я вам скажу: могу поставить месячное жалованье, что с мисс Альварес пытается связаться именно Хэнк Силберхатт. И еще: то место, откуда он передает, находится не на Земле!»
Утром 3 июня Хуанита начала принимать очень четкую и ясную телепатическую передачу. Нижеследующее повествование, запечатлевшее в ее сознании события, которые происходили в неведомо каких участках пространства и времени, записано точь-в-точь так, каким было принято.
Часть первая
1. Ветер пустоты
(Записано под диктовку медиума Хуаниты Альварес)
Хуанита, я прошу у тебя прощения. Я понимаю, что ты можешь воспринять это сообщение как письмо от мертвеца и оно вышибет тебя из колеи. Но я пытаюсь дотянуться до тебя уже три месяца, с тех самых пор, как мы попали сюда, и… Говоришь, четыре месяца? Ну что ж, для меня кое-что прояснилось: значит, путь сюда занял у нас целый месяц. И весь этот месяц мы все были мертвы для мира, не считая Трейси, у которой был камень, и, конечно, бедняги Дика Селвея, нашего пилота. Мы были просто… да, мертвы. Хуанита, я вовсе не бесчувственный, но для нас эти три месяца оказались жуткими, просто адскими… Для кого — нас? Для Трейси, Джимми Франклина, Пола Уайта и меня. Ладно, Хуанита, тогда уж я, чтобы тебе было понятнее, вернусь назад, к тому моменту, когда прервал связь с тобой, решив, что Итаква сейчас разобьет наш самолет о склон горы…
О, я знал, что нам конец, в этом не было никаких сомнений. А эта проклятущая… штука!.. Он с первого же взгляда показался мне громадным — почти бесформенный, колеблющийся, как столб дыма, большой, как дом, — но стоило ему захотеть, и он начал… как бы сказать… разрастаться. Он быстро раздувался, когда ловил самолет черной, как ночь, ладонью с пятью пальцами, заканчивавшимися длинными и острыми птичьими когтями, и сила его была неимоверна. Я решил, что он сейчас раздавит нас, я отчетливо видел, как начали проминаться под его пальцами стенки фюзеляжа… А потом он поднял нас высоко над облаками и на мгновение замер в этой позе. Хуанита, сознаюсь, я зажмурился, стиснул зубы и начал молиться. А ведь я не сказать чтобы так уж часто молился…
И тут в меня вцепилась Трейси. Насмерть перепуганная, вся в слезах и соплях — прямо как в детстве. Она крепко обняла меня за шею, и я почувствовал между нами звездный камень. Я тогда не осознавал этого, но тварь, сграбаставшая самолет, несомненно прислушивалась и присматривалась к тому, что происходило в моей голове. Он заприметил образ звездного камня в моем сознании, всмотрелся в него на долю секунды — а потом отшвырнул его и полностью убрал свое сознание из моего. И только после этого я понял, что он побывал во мне. Я полагаю, ты уловила его мысли, когда он… смеялся, что ли?… перед тем как схватить самолет? Ну, а я за прошедшее с тех пор время убедился в том, что его мысли можно перехватить, только если он всерьез разгневан или, кстати, испуган. Но и тогда его мыслям трудно дать сколько-нибудь вразумительное толкование. И все же я каким-то образом узнал, что, когда этот зверь увидел в моем сознании звездный камень, он перепугался так, что аж оцепенел. И разъярился! Он рычал и скулил от безумного гнева и разочарования. Мне пришло в голову, что он не в состоянии разделаться с нами — во всяком случае, прямо сейчас, — и я впервые за все время работы в Фонде по-настоящему оценил силу этих пятиконечных звезд. Только подумать — тварь, способная расхаживать по ветрам, чудовище из иного мира, из бог знает каких бесконечностей пространства и времени — и маленький пятиконечный камешек из стоящей в Мискатонике муфельной печи связывает ему руки, не позволяет причинить нам вред. Вернее, сдерживает.
