— Да, расскажешь госпоже все, что знаешь, — прокричал вниз Силберхатт.
— Но ей может не понравиться, что я вернулся без вас.
— Тогда скажешь ей, что отвечаешь только за медведей, Кота’на, и что Лорд Силберхатт подчиняется только себе самому. А теперь ступай прочь, брат-медведь, и поживее.
С этими словами они поднялись над верхушками деревьев и, сделав пару оборотов в воздухе, полетели по следу волчьих воинов.
Сперва они летели над самыми верхушками деревьев, часто снижаясь, чтобы удостовериться, что следуют вдоль широкой тропы, указывающей, куда увезли Часы, однако скоро смогли подняться выше — ветви деревьев под ногами поредели, и след стал более заметным. Заметным стало и то, что они сворачивают к востоку, обратно к землям людей Итаквы, граничившим с огромными белыми равнинами, лежащими к югу от неприступного Плато.
Они промахивали милю за милей, и с высоты полета им открывались прекрасные и таинственные виды. На севере из-за серых облаков торчали белые вершины низких гор и верхние краешки лун Бореи. К югу до самого горизонта тянулись зеленые леса и вставала стена тумана, сливаясь в отдалении с серым небом. Пролетая над реками и озерами, Силберхатт и де Мариньи рассказывали друг другу о том, что с ними было с тех пор, как они последний раз виделись.
Де Мариньи поведал фантастическую историю о том, как он стал помощником Титуса Кроу и Тиании, девушки-богини из мира земных сновидений, Силберхатт, в свою очередь, рассказал, что произошло с ним с тех пор, как Итаква утащил его с заснеженных северных гор Земли на Борею. Эти истории помогли им лучше познакомиться — на Земле они были просто коллегами, да еще работали в разных местах и пересекались чисто случайно два или три раза. Это было тогда, когда неотвратимо надвигающаяся древняя опасность — БКК — свела вместе много хороших людей, но у них почти не хватало времени на знакомства и дружбу.
Пока они летели и болтали — вернее, перекрикивались сквозь шум ветра в ушах, ландшафт под ними изменился. Леса сошли на нет, лишь кое-где из жесткой травы и сорняков торчали одинокие сосны, затем и они остались позади и скрылись из виду.
Они продолжали полет, преимущественно в северном направлении, следя за тропой на земле, но вдруг де Мариньи заметил, что в голосе Силберхатта прорезалось волнение и сам он напрягся на своем сиденье, что находилось прямо под плащом и его «пилотом».
Когда здоровенный техасец перестал болтать и начал напряженно вглядываться в землю, что была в десяти-двенадцати футах под ними, де Мариньи спросил:
— Что-то не так, Хэнк?
— Ага, — ответил техасец, — похоже, что к ним в пути присоединился другой отряд. Волков стало больше, да и людей прибавилось — сейчас там человек девять. И это усложняет нам задачу. Допустим, что мы летим раза в четыре или пять быстрее, чем они движутся, или около того, да еще и по лесам они шли медленно, так что сейчас они не так уж далеко. Видишь впереди, где начинаются горы, полоску кустиков? Готов поспорить, что…
На долю секунды он молча застыл в своем ременном сиденье, потом заорал:
— Анри, давай вверх, летим отсюда!
4. Засада
Увы, де Мариньи слишком поздно увидел то, что заметил Силберхатт: из зарослей травы выскочили двое волчьих воинов. Между ними, разбросав маскировавшие его траву и ветки, резко, как пружина, встал огромный волк. Подобного чудища де Мариньи не видал даже в самых кошмарных снах!
Волк был самым настоящим — блестящие желтые глаза, вываленный язык, приземистое телосложение, — вот только ростом с пони и башка у него была размером с лошадиную голову!
Де Мариньи понял, что, оставаясь на прежнем курсе, они неминуемо пролетят прямо над головами врагов, и начал подъем, но перегруженный плащ набирал высоту слишком медленно и постоянно заваливаясь набок. Он услышал, как что-то неразборчиво крикнул Силберхатт — то ли приказывая, то ли предупреждая, — и тут же заметил прерывистый блеск томагавков, летевших, вращаясь, прямо в них. Также он увидел, как огромный худой зверь на земле напряг покрытые косматой шерстью мускулы, приготовившись к прыжку.
Острый как бритва томагавк просвистел мимо, едва не задев лодыжку де Мариньи. Второй прошел на несколько дюймов ниже, что-то с треском лопнуло, на мгновение провисло и оборвалось. Де Мариньи едва успел понять, что оба томагавка предназначались ему, а вовсе не Силберхатту, как плащ потерял равновесие и пошел, раскачиваясь, по широкой дуге. В тот же миг чудовищный косматый волчище оттолкнулся от земли на мощных, как пружины, ногах и прыгнул, целясь в Силберхатта, висящего на полуоборванном сиденье, а плащ со своими пассажирами рухнул на землю.
Дальнейшие события замелькали, как в калейдоскопе. Де Мариньи выпал случай наблюдать потрясающую быстроту и ярость Силберхатта. Сейчас он убедился в том, что первое впечатление оказалось верным: техасец действительно был неимоверно силен. А вот то, что у человека подобной комплекции может быть настолько молниеносная реакция, оказалось для него открытием.
Когда Силберхатт коснулся земли, на его плечах уже лежали громадные волчьи лапы, однако он успел всадить лезвие-клюв своего страшного топора в плечо зверя, и тот отскочил назад, визжа от боли. Один из двух индейцев бросился к ним, целясь копьем в де Мариньи, но огромный техасец поймал в кулак древко оружия, вывернул его из рук нападавшего, воткнул лезвие в голый живот, и индеец согнулся пополам в агонии. Удар такой силы, смявший внутренности бронзовокожего варвара, должен был искалечить или вообще убить его, но чтобы совсем удостовериться в этом, Силберхатт впечатал обтянутое кожей колено в лицо громко заоравшего противника, когда тот наклонился вперед. Лицевые кости, шея и позвоночник сломались практически одновременно, и только что бывший человеком кусок мяса бессильно опрокинулся на спину.
Де Мариньи очень хотел бы помочь техасцу, но ему нужно было вести свое собственное сражение. Пытаясь вновь восстановить контроль над плащом, он фактически мешал своему товарищу, так как кожаный ремень до сих пор привязывал Силберхатта к плащу. Под конец де Мариньи смог управиться с плащом и начал было с трудом взлетать, но был сразу же сбит ударом искалеченной лапы охромевшего волка. Тут же зверь подмял его под себя, с его челюстей капала слюна, и зловонная морда с ужасными клыками нависла над лицом де Мариньи.
Силберхатт разрезал мешающий ему ремень, его оружие мелькнуло в воздухе, словно расплывчатое пятно. Он запрыгнул на спину волку, вогнал пальцы свободной руки в ноздри зверя и размахнулся чудовищным топором. Острие оружия пробило волчий череп, вошло в мозг, и огромный зверь упал на де Мариньи в последней смертельной судороге.
— Анри, взлетай, — проревел Силберхатт, спрыгивая с безжизненного тела. — Это наш единственный шанс. Ты можешь попробовать помочь мне позже, но только не рискуй жизнью. А за меня не бойся — они меня не убьют. Они хотят отдать меня Итакве живым — у Итаквы на меня чертовски огромный зуб! А сейчас давай, мужик, взлетай!
Высвободившись из-под мертвого волка, де Мариньи увидел, как техасец машет окровавленным топором, от которого отшатнулся второй индеец, увидел, как Силберхатт поворачивается в сторону низких кустов у подножия гор. Оттуда рысью бежали два волка с наездниками на спине, третий держался позади, до них было не более двух дюжин шагов.
