Эрцгерцог нравится петербургской знати. Граф Федор Васильевич Ростопчин пишет своему другу: «Эрцгерцог всем отменно полюбился, как своим умом, так и знаниями. Он застенчив, неловок, но фигуру имеет приятную. Выговор его более итальянский, чем немецкий. Он влюбился в великую княжну, и в воскресенье имеет быть комнатный сговор, после коего через 10 дней эрцгерцог отправится в Вену, а оттоль к армии в Италию, коею он командовать будет». А в другом письме: «Сам эрцгерцог — отличный малый. Он очень влюблен, очень робок…».
Той осенью замуж выходили великая княжна Елена Павловна — за Фердинанда-Людвига, наследного герцога Мекленбург-Шверинского, и великая княжна Александра — за Иосифа, эрцгерцога Австрийского и палатина Венгерского. Елена и Фердинанд венчались несколькими днями раньше, чем Иосиф и Александра.
Обе свадьбы происходили приблизительно по одному обряду. Невеста надевала подвенечный наряд в покоях императрицы Марии Федоровны в Большом Гатчинском дворце. На голове ее была корона, на плечах — малиновая бархатная мантия. Затем при звуках труб и литавр она отправлялась в церковь в сопровождении церемониймейстеров, придворных кавалеров, генералов и кавалергардов с обнаженными палашами. Впереди шло императорское семейство. Бракосочетание Александры Павловны проводилось дважды — по православному и католическому обрядам.
Столы накрывали в Чесменской галерее. На столах ставили золотой и фарфоровый японский сервиз, английскую граненую посуду, а также посуду «фарфорово-арабесковую» и «хрустально-золоченую». На хорах галереи играла музыка, а на плацу стреляли пушки.
После свадьбы еще много дней длились торжественные поздравления от Сената и Синода, Двора и дипломатов, балы, маскарады, представления опер, балетов и так далее.
В октябре для Александры настало время покинуть Россию. Прощание было печальным. «Император расстался с ней с чрезвычайным волнением, — отмечала Варвара Головина. — Прощание было очень трогательным. Он беспрестанно повторял, что не увидит ее более, что ее приносят в жертву. Мысли эти приписывали тому, что, будучи в то время справедливо недовольным политикой Австрии, государь полагал, что вручает дочь свою недругам. Впоследствии часто вспоминали это прощание и приписывали все его предчувствию». Александра Павловна больше не увидела своих родных. Она умерла при родах всего через полтора года после своей свадьбы и через четыре дня после трагической гибели самого Павла.
Но русская принцесса успела оставить по себе добрую память среди венгров. Одной из первых она начала появляться на придворных балах в национальном венгерском костюме, что не могло не льстить патриотизму венгров. А еще она убедила мужа начать строительство в Белвароше (центр Будапешта), чтобы придать венгерской столице черты европейского города. Позже венгры поставили здесь памятник Йожефу Надару (Иосифу Правителю), и в надписи на памятнике особо отметили его заслуги в реконструкции Будапешта. После смерти жены Иосиф соблюдал траур в течение десяти лет, и до сих пор в день святой великомученицы Александры венгры зажигают в церквях свечи в память о дочери Павла. Генерал Владимир Броневский, побывавший в Венгрии спустя много лет, рассказывал: «Во дворце мебель, все вещи сохранялись в том виде, в каком они были при жизни Александры Павловны. Так, на открытом фортепиано лежала тетрадь русских арий; эрцгерцог заметил своею рукою песню «Ах, скучно мне на чужой стороне», которую супруга его пела последний раз в жизни».
Державин, воспевший все знаменательные события в жизни принцессы, откликнулся стихами и на ее смерть:
Теките ж к праведницы гробу,
О влах и серб, близнец славян,
И, презря сокровенну злобу,
Ее лобзайте истукан.
Клянясь пред Всемогущим Богом,
Сим нам и вам святым залогом,
Что некогда пред Ним ваш меч
В защиту веры обнажится.
Чрез рвы и горы устремится
Вас к стану нашему привлечь.
Елена Павловна
Вели Александра должна была стать «двойником» цесаревича Александра, то вторая дочь Павла и Марии Федоровны, нареченная Еленой, возможно, служила символической парой Константину. Имя, которое она носила, тоже греческое. Царица Елена и царь Константин — пара византийских правителей, хорошо известных любому православному человеку. Правда, исторические Елена и Константин были не сестрой и братом, а матерью и сыном, но полного совпадения и не требовалось. Для Екатерины, раздававшей имена своим внукам в зависимости от текущей геополитики, достаточно только намека, как сказали бы в XX веке, дальше все давалось на откуп воображению. Впрочем, сама Екатерина дает другое объяснение выбору имени для внучки. «Прекрасная Елена достойна этого имени, — пишет императрица Гримму через год после рождения девочки. — Потому, что этот ребенок в самом деле красавица, вот почему я назвала ее Еленой».
Елена Павловна
В письмах своему другу Екатерина то и дело хвалит красоту второй внучки и изредка — ее характер. «Она, кажется, будет красавицей в полном смысле слова, — пишет императрица, — у нее необыкновенно правильные черты лица, она стройна, легка, ловка и грациозна от природы. Характер у нее очень живой и шаловливый, сердце доброе. Братья и сестры любят ее за веселый нрав. Вот все, что можно о ней сказать».
На портрете Виже-Лебрён две девочки прижались друг к другу, так что их лица находятся совсем рядом и видны и удивительное сходство, и небольшие различия (у Александры более строгие «классические» черты лица, все считали, что она очень похожа на старшего брата и тезку, у Елены лицо удивительно нежное). Елена касается портрета бабушки, висящего на шее Александры.
Принц Фридрих Людвиг Мекленбург-Шверинский
Екатерина не успела составить далеко идущих планов на будущее для своей второй внучки. Устройством ее судьбы занялся Павел. Как и Александру, ее выдали замуж очень рано (возможно, слишком рано) за принца Фридриха Людвига Мекленбург-Шверинского. Павел решил, что России не помешает обновить и укрепить связи с соседями по балтийскому побережью.
Варвара Николаевна Голицына пишет: «Замужество двух старших великих княжон, Александры и Елены, улаживалось. Ожидали приезда в Петербург эрцгерцога Иосифа, палатина Венгерского, который был женихом первой, и наследного принца Мекленбург-Шверинского, искавшего руки второй. Оба принца приехали наконец, и их пребывание подало повод к многочисленным балам и празднествам при дворе и в обществе». В петербургском свете нашли, что мекленбургский принц «человек жеманный, в сущности простоватый и невежественный, но добрый малый» (цитата из письма графа Ростопчина). Для маленького северного немецкого княжества, разумеется, большая удача породниться с Российской империей, поэтому договоры прошли быстро, без сучка и задоринки: мекленбуржцы соглашались на все.
