Анастасия Николаевна
При дворе утверждали, что в Ольгу влюблен великий князь Борис Владимирович. Александра Федоровна с возмущением писала императору: «В какую ужасную компанию попала бы его жена! Бесконечные интриги, развязные манеры и разговоры… Отдать 38-летнему истрепанному, видавшему всякие виды человеку чистую, молодую девушку, которая моложе его на 18 лет, и поселить их в доме, где многие женщины «делили» с ним жизнь». Ходили также слухи, что к ней сватались король, наследный принц Румынии и Эдуард, принц Уэльсский, которым Ольга ответила отказом. Современные историки не отстают: сопоставив дневники царевны с вахтенными журналами «Штандарта» и камер-фурьерскими журналами они предположили, что Ольга была увлечена мичманом Павлом Вороновым, входившим в команду «Штандарта». Позже медсестра, знавшая ее в Царскосельском госпитале, рассказывала, что Ольга мечтала «выйти замуж, жить всегда в деревне и зиму, и лето, принимать только хороших людей, никакой официальности».
На Татьяне хотел женить своего младшего сына сербский король Петр I.
Мария и Анастасия были еще детьми, но все отмечали их доброту, хорошие манеры и веселый нрав. В этом, впрочем, не было ничего удивительного. Эти девочки жили в окружении любящих и заботливых людей, все ожидали от них, что они будут милыми, и они оправдывали ожидания. Все также ожидали, что они будут украшением петербургских балов еще семь или десять лет, а потом выйдут замуж и станут залогами дружбы с европейскими монархиями. Но мы уже знаем, что судьба готовит им совсем другое.
В дворцовом лазарете
Война, разгоревшаяся в 1914 году, была, с одной стороны, продолжением старого, или скорее вечного, конфликта на Балканах (тех самых Балканах, которые в недалеком будущем Уинстон Черчилль назовет «мягким подбрюшьем Европы»), а с другой стороны, результатом стремления Пруссии и новенькой Германской империи к переделу мира.
Сразу после выстрелов в Сараеве кайзер Вильгельм написал Николаю такое письмо: «С глубоким сожалением я узнал о впечатлении, произведенном в твоей стране выступлением Австрии против Сербии. Недобросовестная агитация, которая велась в Сербии на протяжении многих лет, завершилась гнусным преступлением, жертвой которого пал эрцгерцог Франц Фердинанд. Без сомнения, ты согласишься со мной, что наши общие интересы, как и интересы других правителей, заставляют нас настаивать на том, чтобы все лица, морально ответственные за это жестокое убийство, понесли заслуженное наказание. В этом случае политика не играет никакой роли. С другой стороны, я вполне понимаю, как трудно тебе и твоему правительству противостоять силе общественного мнения. Поэтому, принимая во внимание сердечную и прочную дружбу, связывающую нас крепкими узами на протяжении многих лет, я употребляю все свое влияние для того, чтобы заставить австрийцев действовать открыто, чтобы была возможность прийти к удовлетворяющему обе стороны соглашению с тобой. Я искренне надеюсь, что ты придешь мне на помощь в моих усилиях сгладить затруднения, которые еще могут возникнуть. Твой искренний и преданный друг, кузен Вилли».
Когда же Россия начала мобилизацию войск, разгневанный Вильгельм написал: «И такие меры приняты с целью защиты от Австрии, которая и не думает на него нападать!!! Я более не намерен быть посредником царя, который просил меня вести переговоры и в то же время втайне от меня провел мобилизацию». Но тут дело было не в двоедушии Николая. Он искренне не хотел ссориться с «кузеном Вилли». В самом деле, Россия не имела в этой войне своих территориальных интересов. Она выступила в защиту Сербии от претендовавшей на ее земли Австрии и поддерживающей Австрию Германии. Но все понимали, что эта война в немалой степени будет противоборством именно России и Германии. Общественное мнение в России всецело оставалось на стороне «братьев-сербов» и активно ожесточилось против «пруссаков». Россия тяжело переживала свое поражение в Японской войне и остро нуждалась в подкреплении своего реноме «великой европейской державы». Правительство хорошо понимало это и оказывало давление на Николая, что стало весьма неприятным сюрпризом для императора. Незаметно для себя он оказался связанными утвержденными им же самим законами по рукам и ногам. Он пытался уладить эту ссору «по-семейному», но, разумеется, это было невозможно.
Анна Вырубова рассказывает: «Когда была объявлена общая мобилизация, Императрица ничего не знала. Я пришла к ней и рассказывала, какие раздирающие сцены я видела на улицах при проводах женами своих мужей. Императрица мне возразила, что мобилизация касается только губерний, прилегающих к Австрии. Когда я убеждала ее в противном, она раздраженно встала и пошла в кабинет Государя. Кабинет Государя отделялся от комнаты Императрицы только маленькой столовой. Я слышала, как они около получаса громко разговаривали; потом она пришла обратно, бросилась на кушетку и, обливаясь слезами, произнесла: «Все кончено, у нас война, и я ничего об этом не знала!» Государь пришел к чаю мрачный и расстроенный, и этот чай прошел в тревожном молчании.
Последующие дни я часто заставала Императрицу в слезах. Государь же был лихорадочно занят. Их Величества получили телеграмму от императора Вильгельма, где он лично просил Государя, своего родственника и друга, остановить мобилизацию, предлагая встретиться для переговоров, чтобы мирным путем окончить дело. История после разберется, было ли это искреннее предложение или нет. Государь, когда принес эту телеграмму, говорил, что он не имеет права остановить мобилизацию, что германские войска могут вторгнуться в Россию, что, по его сведениям, они уже мобилизованы, и «как я тогда отвечу моему народу?». Императрица же до последней минуты надеялась, что можно предотвратить войну. 17 июля вечером, когда я пришла к Государыне, она мне сказала, что Германия объявила войну России; она очень плакала, предвидя неминуемые бедствия. Государь же был в хорошем расположении духа и говорил, что чувствует успокоение перед совершившимся фактом, что «пока этот вопрос висел в воздухе, было хуже»».
У «кузена Никки», была еще одна причина выступить против «кузена Вилли».
Правительство надеялось на подъем патриотизма, который, как «встречный огонь», лишил бы горючего разгорающееся пламя революционного движения. И в какой-то мере эти надежды оправдались. В столице жители теперь выходили на патриотические манифестации, приходили ко дворцу, чтобы выразить свою солидарность с царской семьей.
Анна Вырубова пишет: «Посещение Их Величествами Петрограда в день объявления войны, казалось, совершенно подтвердило предсказания Царя, что война пробудит национальный дух в народе. Что делалось в этот день на улицах, уму непостижимо! Везде тысячные толпы народа, с национальными флагами, с портретами Государя. Пение гимна и «Спаси, Господи, люди Твоя». Никто из обывателей столицы, я думаю, в тот день не оставался дома. Их Величества прибыли морем в Петербург. Они шли пешком от катера до Дворца, окруженные народом, их приветствующим. Мы еле пробрались до Дворца; по лестницам, в залах, везде толпы офицерства и разные лица, имеющие проезд ко Двору. Нельзя себе вообразить, что делалось во время выхода Их Величеств. В Николаевском зале был отслужен молебен, после которого Государь обратился ко всем присутствующим с речью. В голосе его были вначале дрожащие нотки волнения, но потом он стал говорить уверенно и с воодушевлением. Окончил речь свою словами, что «не окончит войну, пока не изгонит последнего врага из пределов русской земли». Ответом на эти слова было оглушительное «ура», стоны восторга и любви; военные окружили толпой Государя, махали фуражками, кричали так, что казалось, стены и окна дрожат. Я почему-то плакала, стоя у двери залы. Их Величества медленно продвигались обратно и толпа, невзирая на придворный этикет, кинулась к ним; дамы и военные целовали их руки, плечи, платье Государыни. Она взглянула на меня, проходя мимо, и я видела, что у нее глаза полны слез. Когда они вошли в Малахитовую гостиную, Великие Князья прибежали звать Государя показаться на балконе. Все море народа на Дворцовой площади, увидав его, как один человек опустилось перед ним на колени. Склонились тысячи знамен, пели гимн, молитвы… все плакали… Таким образом, среди чувства безграничной любви и преданности Престолу — началась война».
