Единственной заведомо интересной для него темой разговора были рисунки, и Элизабет попросила показать их снова. Они поговорили о рисовании, он охотно комментировал то, что показывал, а она не преминула заметить, что рисунки, все без исключения, выполнены на обороте старинной компьютерной ленты. И вдруг он выпалил:
– А я чуть было не решил, что вы тоже из мартышек.
И опять в его речи явственно проступил тот же странный акцент.
– Из кого, из кого?
– Из мартышек. Так мы называем туземцев, которые здесь живут. Но они не говорят по-английски.
– Ну, положим, кое-кто говорит, хоть и не слишком грамотно. Те, кого мы научили.
– Мы? Кто это «мы»?
– Я работаю не одна.
– Разве вы не городская? – спросил он и неожиданно отвернулся.
Элизабет ощутила смутную тревогу: накануне он точно так же отворачивался и беспокоился, прежде чем внезапно встать и уехать. Ей вовсе не хотелось, чтобы он уезжал, – только не сейчас, еще не время…
– Вы же знаете, что нет.
– Знаю, что вы не из нашего Города. Но кто вы?
– Я же говорила вам, как меня зовут.
– Но откуда вы взялись здесь?
– Из Англии. Приехала два месяца назад.
– Из Англии? Но ведь Англия на Земле?
Он смотрел на Элизабет во все глаза, совершенно забыв про рисунки. Она рассмеялась нервным смехом – он опять вел себя как-то странно.
– До сих пор была на Земле, – ответила она, пытаясь обратить дело в шутку. – По крайней мере, пока я оттуда не уехала.
– Мой бог! Значит…
– Что – значит?
Он резко встал и опять отвернулся. Шагнул прочь, потом передумал и уставился на нее сверху вниз.
– Вы с Земли?
– А откуда же еще?
– Вы с Земли… С Планеты Земля?
– Конечно. Я вас не понимаю.
– Вы ищете нас, – заявил он.
– Нет. А впрочем… что вы имеете в виду?
– Вы нас нашли!
Она вскочила и метнулась в сторону от Гельварда. Но добежав до лошадей, все же задержалась. Его странности на глазах перерастали в помешательство, и она понимала, что оставаться с ним небезопасно. И все же – как он поступит?
– Элизабет, не уезжайте!
– Лиз, – поправила она.
– Лиз, вы понимаете, кто я? Я из Города Земля. Вы должны знать про нас!
– Но я не знаю.
– Вы не слышали о нас?
– Нет, не слышала.
– Мы провели здесь тысячи миль. Много-много лет. Без малого два столетия.
– А где ваш город сейчас?
– Там. – Он показал на северо-восток. – Миль двадцать пять к югу.
Слова противоречили жесту, но она решила, что Гельвард от волнения перепутал стороны света.
– Можно мне взглянуть на него?
– Разумеется! – Он в возбуждении одной рукой схватился за кисть Элизабет, а другой – за уздечку от лошади. – Поехали немедля!
– Погодите-ка. Как пишется название вашего города? – Он написал на бумаге «Земля». – Почему он носит такое название?
– Не знаю. Наверное, потому что мы с Планеты Земля.
– А разве мы с вами сейчас на другой планете?
– Но ведь это же очевидно!
– Вы уверены?
Это вырвалось у нее против воли – она поддразнивала Гельварда как маньяка, но был ли он маньяком? Лихорадочное возбуждение, пылающие глаза – это можно было истолковать как угодно. Инстинкт, на который она до последнего времени полагалась, требовал осторожности. Кто и за что мог бы поручиться теперь?
– Это не Земля!
Она подумала и сказала:
– Гельвард, встретимся завтра. Здесь же, у реки.
– Но мне казалось, что вы хотите увидеть Город.
– Хочу, но не сегодня. Надо проехать двадцать пять миль. Нужна свежая лошадь, необходимо разрешение…
Она словно оправдывалась в своей нерешительности. Он посмотрел на нее с сомнением:
– Вы боитесь, что я вас обманываю?
– Нет, не боюсь!
– Тогда в чем же дело? Сколько я себя помню и задолго до моего рождения, Город жил единственной надеждой – рано или поздно придет помощь с Земли. И вот вы здесь – и вы мне не верите, считаете меня сумасшедшим!..
– Вы и сейчас на Земле.
Он открыл было рот и закрыл его снова. Наконец спросил:
– Зачем вы так зло шутите?
– Я не шучу.
Он опять схватил ее за руку и заставил повернуться, ткнул пальцем вверх:
– Что вы там видите?
Она заслонилась ладонью от нестерпимо яркого света:
– Солнце.
– Солнце! Да, солнце! Но какое солнце?
– Обыкновенное. Пустите меня, вы делаете мне больно!
Он послушался – только ради того, чтобы собрать рисунки, разлетевшиеся по берегу. Потом вытащил из пачки один рисунок и поднял его перед глазами.
– Вот оно, солнце! – заорал он, указывая на диковинное четырехконечное пятно в верхнем углу листка, над нелепой долговязой фигурой, изображающей саму Элизабет. – И такое же там, на небе!..
Задыхаясь от бешеного сердцебиения, она кое-как отцепила поводья, взобралась в седло и с силой пришпорила лошадь. Та взвилась на дыбы и сразу пошла в галоп. Гельвард так и остался у реки с рисунком в высоко поднятой руке.
5
На селение опускался вечер, и Элизабет рассудила, что возвращаться сегодня в базовый лагерь уже поздновато. Да она и не ощущала в себе ни сил, ни желания возвращаться – в конце концов, переночевать можно было и здесь.
Главная улица была пуста. Это поразило ее: обычно в это время селяне выходили из домов, чтобы тут же в пыли лениво поболтать меж собой, потягивая крепкое, вязкое, как смола, вино – делать настоящие вина они разучились.
Потом Элизабет расслышала гвалт, доносящийся из церкви, и поспешила туда. Под сводами собрались почти все мужчины селения. Были здесь и женщины, иные из них плакали.
– Что тут происходит? – обратилась она к отцу Дос Сантосу.
– Незнакомцы вернулись. Они предлагают сделку.
До Сантос держался в стороне от толпы, явно неспособный хоть чем-то повлиять на селян. Элизабет попыталась вникнуть в суть спора, но каждый орал, не слушая соседа, и даже у Луиса, хоть он и вылез к разбитому алтарю, не хватало голоса перекрыть общий гам. Встретившись с Элизабет глазами, старейшина протолкался к ней:
– В чем дело?
– Они прибыли, малышка Хан. Мы согласны на их условия.
