– Это по-нашенски! Без штанов, зато с оружием…
– Олег, – спросил Таргитай шепотом, – они… люди Ящера?
– Если рабы – люди.
– Тогда… их больше, чем вообще могут прийти к нам.
Олег зло оскалил зубы. Такой взъерошенный и с волчьим
оскалом, он стал разительно похож на Мрака.
– Тарх, ты знаешь, что сказал? Ты умность рек. Это только
дурню кажется – а мы все бываем дурнями на редкость, – что народ состоит только
из живых! На самом деле – из живых и мертвых. А мертвые тоже… говорят,
подсказывают, указывают.
Таргитай ахнул:
– Как? Не слыхивал…
– А когда Покон блюдешь? Разве это не голос наших мертвых?
Но беда, что мертвых с каждым днем все больше. Когда в старину умирали, то
превращались в зверей, птиц, рыб, но оставались здесь же, на земле! Мы с ними
могли говорить, общаться… Ну, не мы, а наши пращуры еще говорили.
– Так зачем же эти волхвы, перебить бы их всех, придумали
вирий и мир Ящера?
– Чтобы мир менялся. При бессмертных он стоит, как вода в
болоте. Авось какие-то перемены будут к лучшему.
Мрак поморщился:
– Не так объясняешь. Чересчур умно. Тарх, если бы одни и те
же души кружились, как собаки за своим хвостом, то нам… тебе, мне и Олегу,
никогда бы не дождаться, чтобы попасть в этот мир!
Челюсть Таргитая отвисла, а Олег кивнул с гримасой горечи.
Надо так учиться объяснять. Своя шкура всякому ценнее. Так понимают быстрее.
Если объяснять на пальцах.
– Потому и остановился мир богов, – сказал он горько, –
бессмертные – это дети, которые никогда не вырастут…
Мрак сказал раздраженно:
– Бессмертные – для мира те же мертвецы. Только живые.
Олег бросил на Мрака встревоженный взгляд. Оборотень иногда
говорит очень точно. Правда, сам этого не замечает, как не может отличить, когда
говорит и поступает мудро, а когда совсем как Таргитай.
– Ничего себе мертвецы, – сказал Таргитай тоскливо. – Нам
драться с такими! А как?
Всюду с треском разбегались трещины, как спины огромных
черепах вздымались бугры. Насколько хватал взор, мертвецы поднимались из могил,
вылезали из-под надгробных камней, вставали прямо из ровной земли, где не было
и намека на могильные холмики, выползали из-под корней деревьев. Даже из
ближайшего болота поднимались, раздвигая гнилую воду, древние, облепленные
ракушками, тиной и болотными растениями скелеты.
Неужто есть народ, что хоронит своих в болоте, подумал
Таргитай смятенно. Потом с жутким холодком понял, что болото здесь было не
всегда. Значит, против них встали и самые древние? Из тех времен, когда земля
была совсем не такая, как сейчас!
Восставшие из праха не задерживались, сразу шли на запад.
Страшно было видеть безмолвное колышущееся море блестящих черепов. Войско Ящера
двигалось медленно, но ни один не запнулся, не свернул в сторону, не
остановился. Немыслимое войско пугало своим единством больше, чем числом
воинов.
– Этих не пугнешь, – определил Мрак. – Не побегут, не
отступят… Это ж все одно, что сражаться с живыми камнями!
– Мы бывали под лавинами, – напомнил Олег. – Правда, и сами
отступали.
Ни один не попытался подняться на вершинку холма. Мрак
проворчал ревниво:
– Гнушаются… Что им трое! Под ними земля стонет.
– А ты вроде обижен.
– Я ж говорил: мне драться расхотелось.
– Ой ли? Ну а я никогда не хотел.
– И я, – сказал Таргитай грустно.
– Идут рушить мир, – определил Олег горько. – Сколько же их?
Олег грянулся оземь, почти сразу кожистые крылья уродливой
птицы смяли воздух. Он подпрыгнул, забил крыльями чаще. Волна гадкого воздуха
ударила в лица, но через мгновение мохнатая тварь была уже высоко в небе.
– Быстро, – определил Мрак. – А как сперва сопли жевал!
– Олег уже храбрый, – заступился Таргитай.
– Сиди и жди, – велел Мрак.
Не сходя с места, грянулся о каменную землю, поднялся
огромным черным волком. Таргитай вздрогнул: оборотень косился на него жутким
желтым глазом. Верхняя губа приподнялась, острый клык блестел нехорошо.
Бесшумным прыжком волк оказался сразу за несколько саженей,
а затем, ускоряя скачки, скрылся. Таргитай горестно вздохнул, чувствуя себя
жалобным и брошенным. Никчема, ни в птаху не может, ни даже, как все люди, в
волка.
А когда ему становилось горько, пальцы сами собой тянулись к
дудочке.
Крылья вздымали с легкостью, мощно, земля быстро уходила.
Странные чувства и хаотичные мысли суматошно метались в тесной голове. Ему
приходилось напоминать себе, что он не птица или не только птица, а в первую
очередь – человек. И не просто человек, а волхв, а это лучшие из людей. Правда,
так говорят сами волхвы, но ведь говорят не зря! Не потому лучшие, что такие уж
замечательные, просто остальной народ тупой либо драчливый, что еще хуже.
Я не просто волхв, напомнил себе, холодея. К несчастью,
сильнейший. Не самый мудрый и умелый, а уже – сильнейший. А кому много дано, от
того и ждут многого. А он только и умеет, что крылья растопыривать да горами
трясти без надобности. Пока что его мощь приносила только беды…
Внизу по светло-серой земле словно струилась поземка. Лишь изредка
зеленели верхушки холмов: отряды скелетов огибали холмы и горы.
Он поймал поток теплого воздуха, накрыл своими кожаными
парусами. Его поднимало неслышно, чуть покачивая, сдвигая то к одному, то к
другому краю. Держался настороженно, как на скользком бревне, не давая
соскользнуть с невидимой опоры.
Успел удивиться, что карабкается наверх без привычного
страха высоты. Наверное, потому, что вытеснил более сильный страх: страх не
суметь, страх опять мордой об стол. Даже гибель всего белого света не так
ужасает, как опозориться на глазах у всех, прилюдно…
Сбоку заволокло белым туманом. Олег забеспокоился, но тучка
оказалась крохотной, вскоре осталась внизу. Он поднялся на такую высоту, что
редкие облачка казались овцами на далеком лугу. Отсюда он видел землю едва ли
не от края и до края, а то, что видел, заставило кожу пойти крупными, как от
ожога, волдырями.
Далеко на севере виднелись крохотные селения. Земля там в
крохотных квадратиках, Олег не сразу распознал так называемые поля. Поля – это
распаханная Степь, где мирные люди бросают в землю зерно, терпеливо ждут
урожай, собирают, делают хлеб… Поля – это поляне, оседлые люди, которые не
ходят в набеги, свое бы защитить, чужого не надо…
