Город быстро богател, золото липнет к золоту: со всех сторон
в город, который уже начали называть просто Город, везли драгоценный мрамор,
редкие породы дерева, диковинных животных и лучшие из статуй, какие только
создавали ваятели в ближних и дальних странах.
Аристей помнил прежние имена статуй: это боги той ушедшей
поры. Люди забывчивы – что не уничтожено сразу, когда в мир приходит новая
вера, быстро переименовывается. Красоту все же щадят: атрибуты старых божеств,
при любых переменах объявляемых демонами, скалывают либо сбивают, раны
замазывают, особенно древние статуи успели сменить по два-три имени…
В небе возникло легкое облачко, мысли Аристея оборвались.
Пахнуло непривычным в этих краях холодноватым ветерком. На каменную площадку
упал, тут же легко вскочил на ноги очень худой юноша с острым, как лезвие
топора, лицом. Ребра едва не прорывали кожу, живот прилип к спине. Он был в
легкой набедренной повязке и высоких сандалиях на толстой подошве.
Ворон недовольно переступил с лапы на лапу. В последние
годы… нет, последнюю сотню лет все больше избегал людей. Зверей тоже избегал, с
теми проще, свое присутствие не навязывают, не пристают с вопросами, мелкими
просьбами, глупыми пожеланиями.
Каркнул хрипло:
– Приветствую сына Стрибога… Что в мире новенького?
Юноша судорожно хватал широко открытым ртом воздух, грудь
ходила ходуном.
– Дай… отды…шаться… Я ж не ветер, как мой отец… только сын
ветра…
– Сын северного ветра, – сказал ворон с легкой иронией. –
Доблестный Аварис. А северные ветры покрепче южных и всех прочих. Верно?
– Не знаю, – ответил Аварис сердито.
– Гм… А как говорят о себе!
– Южные тоже говорят.
– Да, в этом вы все хороши.
– Я только наполовину ветер. Земное меня тянет вниз.
– Ну-ну, я бы сказал, какое место тебя тянет… Что слышно,
говорю?
Аварис молчал, всматривался в черного ворона со страхом и
надеждой. Когда заговорил, голос был хриплым от горя:
– Сегодня узнал в вирии… Узнал то, что ты наверняка знаешь
давно.
– О чем ты?
– Аристей, о каком предназначении шла речь? Что великий Род
хочет от своего мира?
Аристей нахохлился еще больше.
– Жареный петух клюнул?.. У нас всегда так. Только ради
этого надо смешать все в кучу и начать сначала…
– Какой ты жестокий, Аристей.
Аристей равнодушно молчал. Аварис посмотрел на Город, такой
прекрасный и полный жизни.
– Это все должно исчезнуть?
– Как и весь мир.
– И мы?
– А чем мы лучше?
– Аристей… Ты знал – и ни слова?
Аристей молвил с холодным равнодушием:
– Что толку от знания? Миром правит другое.
– Что? – спросил Аварис с надеждой.
– Чаще всего звериная сила. Это еще понятно. Но иной раз
такое, что я только удивлялся долготерпению Рода. Будь я богом… давно бы все порушил.
Аварис смотрел воспаленными измученными глазами.
– И тебе ничего в этом мире не жаль? Даже этого Вечного?
Аристей покачал головой:
– Нет.
– Ты прожил здесь всю жизнь!
– Аварис, только молодых пугает смерть. Я видел, как
поднимались и рушились города, как возникали новые народы и рассыпались в пыль
царства. Мне и себя не жаль. Все настолько одинаково, что в смерти хоть
какая-то новизна… А так мои прожитые годы похожи на барханы.
Аварис зябко, несмотря на зной, передернул плечами.
– Ты говоришь как бог!
– Потому что им тоже все едино. Они жили слишком долго. Мир
мог бы попытаться спасти разве что молодой бог… только что родившийся… но даже
он бы не успел.
С башни было видно, как на площади и на ближних улочках
играли детишки в стукалку, катались друг на друге, носились с воплями. Трое
пьяных гуляк вразнобой орали песню. Степенные прохожие гуляли по главной улице,
заглядывали в окна, искали то ли новых развлечений, то ли новую журку. Из
кузнечного ряда поднимались дымки, несли опрятные запахи железа и пота, из
хлебных рядов вкусно пахло горячими булочками.
На дальнем краю площади пели и плясали бродячие музыканты.
Помост, где сожгли невесту Маржеля, уже исчез, а черное пятно гигантского
костра затоптали, затерли подошвами. Сквозь реденькую толпу неспешно
протискивались на конях трое огромных людей нездешнего сложения.
Аристею почудилось, что признал троих из Леса. Недавно
разговаривал с ними, когда в личине ворона посетил остров Буян. Далеко же
забрались снова!
Аварис заметил их тоже:
– Странные люди… Как ты думаешь, кто они?
– Невры, – равнодушно ответил Аристей. – Невры из Большого
Леса.
– Ты их знаешь?
– Я многих знаю. Эти как вышли в звериных шкурах из Леса,
так и прут как лоси через белый свет. Разве что камень на железо сменили… Ого,
у рыжего каков Посох! Я не думал, что он еще существует.
Слабая искорка интереса погасла в темных глазах Аристея так
же быстро, как и вспыхнула. Аварис сказал с болью:
– Потому мир и гибнет, что те, кто мог бы спасти… или
попытаться спасти… не шелохнут и пальцем.
– Аварис, – сказал Аристей равнодушно, – поживи с мое.
– И что будет?
– Увидишь хоть часть героев, каких видел я. Уразумеешь, что
я когда-то был тобой, а ты мною – нет.
– Как это?
– Мне было двадцать лет, как сейчас тебе. Я тебя понимаю. Но
как сможешь ты понять меня? Точнее, когда?
Аварис проводил взглядом три могучие фигуры:
– Мне кажется, они кого-то ищут.
– Люди, – бросил Аристей.
– Что?
– Человек всю жизнь чего-то ищет. Этим и отличается от
богов.
Три далекие фигурки в звериных шкурах растворились среди
узких улочек и редких прохожих. Головы странных пришельцев, такие разные между
собой, еще долго маячили над толпой, их скрыл угол улицы.
Аварис сказал печально:
– Кажется, скажи им сейчас, что мир обречен, что ни боги, ни
звери… они и тогда будут искать.
Аристей не ответил. Погасшие глаза без выражения смотрели на
веселящуюся толпу.
