Великаны не являлись, Олег перевернулся на спину и в страхе
обнаружил, что над ним совсем близко нависает грозное небо. От хрустальной
тверди тянуло могильным холодом. Хляби небесные, вспомнил он в суеверном ужасе.
Только бы выдержали! Он здесь зажат в угол, зальет, как муравья в половодье.
В десятке шагов бессильно распластался Змей. Одно из крыльев
как подмял, так и не выправил. Встопорщенным гребнем касался небесной тверди.
Олег осторожно выставил перед собой сжатый кулак. Кольцо из
серого металла изредка поблескивало, бесстрастное и равнодушное, как всегда.
– А ежели почудилось? – прошептал он в страхе и бессилии. –
Ежели кольцо только для красы?.. Нет, какие бы волхвы ни были: древние или
нынешние, мудрые или… так себе, но для волхвов главное – польза… Мы – не
прибитые таргитаи…
Он вспомнил про бездну веков, отделяющую его от Великой
Битвы Волхвов, передернулся. Колечко могло утратить магическую мощь, могло
повредиться в схватке, равной которой свет не видывал.
Ноги едва держали. Олег заставил себя двигаться, опираясь на
Посох, навстречу страшной полоске. Там мертвое сине-зеленое небо смыкалось с
такой же мертвой землей, багровой, как запекшаяся кровь.
Змей едва виднелся позади, когда волос опять словно бы
коснулась невидимая рука. Олег вскинул Посох, над головой звякнуло!
Да, тот упирался в твердое. Если идти дальше, то лишь
покорно склонив голову, затем – ползти на четвереньках…
Внезапно послышалось хлопанье крыльев. В безжизненной
пустыне, мертвой и унылой, возникла и быстро росла темная точка. Олег
настороженно наблюдал, как превратилась в пятнышко, приблизилась, задевая свод…
Это оказался крупный ворон. Упал на землю, клюв разинут, как будто готовится
каркнуть, но дышит так, что Олег ощутил горячее дыхание.
– Да…леко… Как ты сумел…
– Сумел, – ответил Олег, все еще настороженный. Подумал про
себя, что за спиной Мрака он – волхв, а Таргитай – дудошник, а без Мрака,
наверное, и Таргитай вынужден настораживаться, сперва хвататься за нож, потом
говорить «здрасьте». – Аристей?
Ворон поглядел на него одним глазом, поворачивая голову,
затем другим.
– А что, встречал еще подобного мне?
– Ну, мы прошли еще не весь мир…
– И что?
– Многое еще можно встретить, думаю.
– Сам видишь, не очень. Только раз-другой взмахнешь крылами,
как головой в стену! Полетишь в другую – расшибаешься снова.
Мурашки страха побежали по спине Олега.
– И… часто ты так?
– Ну, – протянул ворон, уже справившись с дыханием, –
мудрому разве надо часто… К тому же мир стремительно расширяется. Раньше дня
хватало, чтобы облететь весь. Потом за неделю не успевал… А теперь и вовсе…
Люди виноваты. Лезут во все стороны, не сидится, вот мир и раздвигается… Скажи,
ты хоть знаешь, что отсель тебе уже не выбраться?
Олег запоздало услышал скрип земли под лапами убегающего
Змея. Захлопали крылья, донесся раздраженный вскрик: крылатый зверь едва не
сломал гребень о небесную твердь.
– Я же велел остаться! – вскрикнул Олег в ужасе.
– Здесь чары не действуют, – сообщил ворон. – Погляди, что
зришь окрест.
В багровой земле белели крапинки. Олега снова обдало
холодом. Древние герои тоже добирались, пусть даже мир тогда был с овчинку.
Кости рассыпались в прах, вмялись в землю.
– И чего идут, – прокаркал ворон. – Такова природа
людская?.. На гибель идут. Только бы не сидеть дома.
– А ты чего прилетел?
– Ну… прилетел не я. Прилетает человек. Потому и прилетаю,
что от ворона одна личина. Был бы вороном – стал бы перья трепать!
Олег сказал с непонятным даже для себя раздражением:
– Тогда почему весь в перьях?
Ворон задумчиво поскреб когтистой лапой голову. Перья
отвратительно поскрипывали.
– А что не так?.. Я мудрый, понимаешь? А мудрому все одно, в
каком обличье. Мне перед девками не красоваться.
– Разве что перед воронами, – буркнул Олег.
Он напряженно рассматривал Край. Небесная плита лежала на
плите земной плотно, без зазора. Медленно пошел, пригибаясь, вдоль Края,
вчувствываясь, вглядываясь. Ворон скакал следом, тоже присматривался, но не к
Краю – к Олегу.
– Эх, не разумеешь… Не дорос. Не знаешь других радостей,
окромя радости рабов.
Олег насторожился. Его упрекали не в отсутствии отваги, что
простительно волхву, а в незнании.
– Что за радости рабов?
– Тоже обычные радости. Раб мечтает наесться до отвала да
затащить жену хозяина в кусты. А ночами грезит, как всех баб…
– Ну, об этом не только рабы.
– Только! Такой человек лишь с виду свободный. Человек
рождается рабом, никуда не деться. Освободиться может только сам… да и то ежели
начнет грезить о чем-то, кроме рабских радостей.
– Ну-ну?
– Да хотя бы та же власть. Хотя ее добиваются, чтобы опять
же нажраться и поиметь всех баб в своем королевстве, но затем видят, что сама
власть дает счастья больше, чем жратва и бабы…
Олег покачал головой:
– Власти тоже не надо давать распускать руки. Мы уже видели
одну такую власть… Ежели ты мудрый, скажи: в чем власть над властью?
Ворон переступил с лапы на лапу. Вид был озадаченный, снова
посмотрел на волхва то одним глазом, то другим.
– Не понял. Выше власти… уже ничего. По моему разумению.
– Должно быть.
– Откуда знаешь?
– Должно быть, – повторил Олег упрямо. – Хоть мы из Лесу, но
мир познать стараемся. Суть жизни. Должно быть нечто выше! Власть над властью!
Ворон шумно поскреб лапой за ухом. Перья скрипели, будто
ножом скоблил по сковороде.
– Больно сложно речешь. А мудрость не бывает сложной.
– Когда к ней привыкают, – согласился Олег.
Высохший труп он заметил издали. Мужчина был, судя по всему,
высок и силен, кости широкие, руки длинные. Рядом с ним лежал мешок. Олег не
обратил бы внимания, но ткань давно истлела, и, едва прикрытая уцелевшими
лоскутами, тускло блестела горка золотых монет. Из нее торчали диковинные
короны, рукояти двух кинжалов, за которые и браться трудно из-за крупных
алмазов на рукоятях, шкатулки и скрыньки из чистого золота.
– А ты-то чего сюда забрел? – прошептал Олег.
Едва заметные черточки на тусклом своде задержали взор;
Олег, к своему удивлению, понял, что понимает чужие знаки. «Я прошел весь белый
свет, – гласила надпись чертами и резами, – я собрал обманом много… очень
много. Но как вернусь назад?»
