– У него зубы только в пасти. А голова – одна. Не пытайся
меня спасти!
До чудища оставалось десяток шагов. Таргитай наконец увидел,
почему оно глядит равнодушно, не рычит, не кидается. Зверь распластался в луже
черной крови, в шее широкая рана. Щиток над левым глазом срублен начисто,
панцирь на боку вмят и погнут от удара нечеловеческой силы.
– Чего это он? – спросил Таргитай.
Челюсть отвисла, рука с Мечом тоже пошла вниз. Олег буркнул,
злясь на самого себя:
– Занемог.
– Чем?
– Увидел Мрака, понял, что не одолеть. И, чтобы не мучиться
зазря, сам перегрыз себе горло.
– А, – протянул Таргитай озадаченно, – ежели так, то ладно.
Мрака, ежели он злой, хошь кто испужается.
Олег покарабкался через неподвижную тушу. Таргитай
поскользнулся в крови, упал, вонь ударила в ноздри. Руки и одежда стали
липкими, дурно пахнущими. Кожу щипало, будто пробирался через заросли крапивы.
Крупные чешуйки перешли в плиты, дальше пробирались через гребень, затем
чешуйки снова измельчились, а ближе к хвосту исчезли.
Опять Таргитай спрыгнул неудачно: в черную, не успевшую
загустеть кровь. Подошвы тут же начало разъедать, пошел ядовитый дымок. Олег
пробежал по камешкам, чистый, как медведь под дождем.
Таргитай оглянулся:
– Какой сарай! Отсюда он еще больше. Как Мрак его завалил?
– Спасибо, Мрак, – сказал Олег едва слышно.
– На бедной зверюке живого места не осталось!
Стены ущелья постепенно раздвигались, простор впереди
открывался жуткий, мрачный, но все же опасность где-то таилась, пряталась,
выжидая миг, а не загораживала дорогу открыто.
По лиловому небу быстро неслись громады туч, тащили
блестящие красные камни. Завивались пугающе огромные водовороты, свирепые
воронки скручивали жгутами, казалось, весь мир. Земля впереди, как спина
большого зверя, круто уходила вниз. Уже в двух десятках шагов Олег видел только
стену из жуткого багрового тумана.
– Не понимаю, – донесся до него озадаченный голос Таргитая.
– Что не понимаешь?
– Ну, как зверь сам себе перегрыз горло…
Сцепив зубы, прыгали через камни, расщелины. Олег на бегу сбивал
головки странных грибов, те поднимались почти до колена. В подземном мире все
живое истекает ядом. Если гриб или колючая трава зацепит, всю оставшуюся жизнь
будешь истекать гноем.
Небо становилось то красным, то лиловым. Временами сверху
застилало так, что брели почти на ощупь. Когда светлело, оба сразу срывались на
бег. Над головами пролетали жуткие мохнатые птицы. Таргитай втягивал голову в
плечи: в длинных клювах блестели острые зубы. У одной с клюва сорвалась капля
крови, шлепнулась на камень перед Таргитаем. Тот едва отпрянул. Камень зашипел,
пошел паром, появилась ямка, куда поместился бы кулак.
– Впереди еще будут звери, – предупредил Олег.
– Удивил…
– Во-о-он за той скалой.
– Да быстрее же!
Он не договорил, но Олег понял. Если быстрее, то могут
застать Мрака живым. Хотя, подумал отстраненно, к добру ли? Мрака не спасти,
судьбу не обойдешь. Они лишь будут свидетелями его страшной гибели. И всю жизнь
будут мучиться, что все видели, а помочь не могли.
Он тряхнул головой, отгоняя постыдные мысли. Такое приходит
в голову только трусу. Правда, он как раз тот трус, что лишь отчаянно старается
быть достойным человеком.
– Вперед, – хрипло сказал он злым сорванным голосом. –
Вперед, вперед!
Таргитай дышал, как загнанный олень. В синих, как небо,
глазах дурака были печаль и странное понимание.
Впереди в полутьме колыхалось нечто похожее на гору, что
держалась на другой горе. Таргитай с трудом осознал, что видит человека
немыслимых размеров.
– Олег, – спросил он шепотом, – что это с ним?
– А что тебе не так?
– Разуй глаза, узришь.
Приблизились еще, Олег сказал неуверенно:
– Так это же… не может быть… это Пуруша!
Таргитай смотрел то на волхва, то на смутно виднеющуюся
гору.
– А что за Пуруша?
– Ну… Пуруша и есть Пуруша. Что тебе еще?
– А что он порушил?
– Я мало слышал о тех временах. Но порушить, судя по такой
громадине, может многое.
Таргитай наконец различил, что гигантский человек, если это
человек, состоит как бы из двух гигантов. На плечах великана не голова –
поднимается такой же зверино-могучий торс. Он уходит в облака, оттуда
опускаются видимые по локти вторые руки, верхние. Четверорукий гигант не
двигался – так показалось, лишь грудь едва заметно увеличивалась в размерах.
Полдня вдыхает воздух, подумал Таргитай со страхом, полдня выдыхает.
– Род сотворил его первым, – сказал Олег напряженно. – Это
Первочеловек… Хотя он еще не человек, если говорить правду. И не бог. Полубог,
получеловек, полу… не знаю что. Род только начинал придумывать нас… Нет, еще не
людей, а то, что потом стало нами.
– Он перекидывается?
– Ты что? Подумать страшно.
– Такой зверь, – сказал Таргитай с дрожью, – всю землю бы
опустошил.
– Он еще не меняет своего обличья, как дано человеку. И
бессмертен, как все боги.
– Бессмертен? Почему тогда здесь, в мире мертвых?
– Раньше не было мира мертвых, разве я не говорил? Потому
Пуруша не замечает разницы. Он бродит везде. Не знаю, бывает ли в вирии…
– А зачем он?
– Род еще не знал, я ж говорил.
– А зачем творил?
Олег ответил с досадой, только бы остановить дурацкие
вопросы:
– Слушай, зачем ты слагаешь песни?
Таргитай подумал, неожиданно кивнул с самым глубокомысленным
видом:
– Ты прав. Я тоже творю песни… просто так. Как Род.
Как я не прибил этого дурака так долго, подумал Олег с
мрачной злостью. Наверное, добрее меня нет на свете. Или сдержаннее.
Пуруша растаял в сумраке. Вдогонку долго доносился шорох,
затем изгоев догнала и толкнула в спины волна теплого нечистого воздуха: Пуруша
сделал мощный выдох.
Когда среди ледяного безмолвия, стужи и вздыбленных торосов
они увидели две человеческие фигурки, то сперва не поверили своим глазам. По
снежной целине шли, взявшись за руки, мужчина и женщина. Оба в накинутых на
плечи звериных шкурах, ежились от холода и ветра, укрывали лица. Женщина часто
оступалась. Мужчина всякий раз подхватывал, вел, бережно обняв за плечи.
