– Голову даю наотрез, – сказал Таргитай загораясь, – что это
живые!
– Тебе можно спорить, – согласился Олег. – Ты и без головы
такой же умный. Правда, петь не сумеешь… Но это даже хорошо.
– Они живые!
– Они похожи на живых, – согласился Олег.
Мужчина и женщина заметили их, но мир был суров и жесток
даже для них, жителей подземного мира, потому лишь бросили взгляд, дальше шли
так же обреченно и настойчиво, оставляя глубокие следы.
На окрик Олега оглянулся лишь мужчина, тут же пошел было дальше,
но тут его словно ткнули в спину. Он выпрямился, медленно повернулся. Глаза
стали круглыми. Женщина тоже повернулась, взвизгнула, ухватилась мужчине за
локоть.
– Мы с миром, – сказал Олег торопливо. – Не бойтесь!
Оба, мужчина и женщина, настороженно рассматривали двух
чужаков в звериных шкурах. В глазах было великое удивление. Мужчина кашлянул,
спросил глубоким простуженным голосом:
– Кто вы?
– Люди, – уклончиво ответил Олег. – А кто ты будешь, добрый
человек? И что за женщина с тобой, такая не похожая на других?
Мужчина смотрел на него глубоко запавшими глазами. Иней
серебрился на бровях и короткой бородке. Русые волосы ниспадали на широкие
плечи. У женщины было непривычно светлое умиротворенное лицо. Она смотрела на
спутника с любовью и преданностью. Неврам показалось, что никогда еще не видели
такого чистого одухотворенного лица.
– Мы что, – ответил мужчина медленно, не сводя изумленных
глаз с невров. – Мы здесь уже обвыклись… И в подземном мире ежели обживешься,
то ничего. Но как вы сюда попали?
Олег медлил, в голове роем клубились мысли: сказать не
сказать, – Таргитай сопел, таращил на странную пару глаза. Внезапно поклонился
женщине:
– Слава тебе, Забава. И сейчас кощунники поют о тебе.
Женщина застенчиво улыбнулась, повернула сияющее лицо к
спутнику. Тот нежно обнял ее.
– Не забыли?
– И не забудут, – сказал Таргитай горячо.
Мужчина поднял руку в приветствии и прощании. Красное
обветренное лицо сморщилось в улыбке. Сосульки на усах звенели. С женщиной,
которая прижималась, как ребенок, пошли, взбивая глубокий снег.
Олег озадаченно смотрел им вслед:
– Да кто они? Откуда ты их знаешь?
– От кощунников, – ответил Таргитай. Он влюбленно смотрел
вслед двум удаляющимся фигуркам. – Тех, которых ты никогда не слушал.
– А ты слушал, развесив уши. Вместе со старыми бабами,
детьми и бездельными стариками.
– Как видишь, не зря.
– Что не зря? Будто они помогут побить Ящера!
– Олег… Это Иваш и Забава. Они жили очень давно. Ты
говоришь, что первый человек на свете – Пуруша, а кощунники поют, что первого
выстругали из ивы, потому и назвали Ивашом. Когда был маленьким, звали еще
Ивасиком, Ивасиком-Телесиком… А когда появилась Забава, они полюбились как
никто на свете…
– Ну-ну. Подбери слюни и рассказывай!
– Потом пришла беда. Уж не упомню, но ему надо было умереть.
Забава так горевала, что предложила отдать свою жизнь, только бы Иваш жил. Боги
что, им принесли жертвы, они согласились. Но Иваш уперся: гордость не
позволила, да и любил Забаву больше жизни. Но Забава так плакала и убивалась,
кидалась в погребальный костер, что Среча и Несреча впервые согласились, как
поступить. Словом, теперь Иваш и Забава вместе проводят день в подземном мире…
– Ничего себе «пожалели»!
– …а другой день уже наверху.
Олег подумал, покачал головой:
– Ну, это другое дело. Только все равно… я что-то не слышал
о них. Так что, почитай, народ о них уже забыл. Я больше народ, чем ты.
– Почему?
– Я поумнее.
– А народ как раз из таких, как я.
– Да и почто от них никто не знает, каков мир здесь? А то
были бы совсем другие россказни о трех подземных царствах!
Таргитай тяжело брел через снег, запыхивался. На волхва
оглянулся победно.
– Боги тоже не лаптями по ушам битые! Второй день Иваш и
Забава проводят в вирии!
К его удивлению, Олег сказал после долгого молчания:
– День в солнечном вирии, среди богов и небожителей, а потом
сразу сюда, под черное солнце? Это еще хуже. Мне сдается, Среча и Несреча
решили позабавиться. Или побились об заклад, насколько хватит их любви. Для
того и наградили… или наказали обоих бессмертием. Одно дело помучиться короткую
жизнь, все равно, мол, скоро все оборвется, другое – терпеть вечно. Каждый рано
или поздно выкажет свое нутро. Настоящее!
Таргитай ускорил шаг. Даже прямая спина выражала несогласие
с трезво мыслящим волхвом. Любовь – вечная, даже говорить иное как-то очень
нехорошо.
Стены ущелья сузились настолько, что, если бы и хотели
обойти одинокую землянку, не сумели бы. Но оба уже падали на каждом шагу. Олег
все чаще полз, Таргитай оказался крепче, тут же подхватывал, дурак
мягкосердечный, падал сам.
Ветер зло и безостановочно дул в лицо. Оба закрывались
руками от мелких, как иглы, кристалликов льда. Волосы обледенели, сосульки
свисали на плечи, уже не таяли. Наконец Таргитай словно бы сломался. Падал в
снег на каждом шагу, ползти отказывался, застывшее лицо не двигалось. Олег с
ужасом думал, не умер ли уже Таргитай.
– Не спи, замерзнешь, – просипел он уже в десятый раз.
Толчками разбудил дударя, тот уже начинал сворачиваться калачиком, сам кое-как
поднялся. – Если доползем до той хатки…
– Там… мертвяки…
– Мы тоже… почти.
Задубевший, ничего не видя, потому что слезы замерзали на
обледенелых лицах, Олег где полз, где кое-как передвигал ноги. В голове
оставалась только одна мысль: не выпустить из стиснутых пальцев нечто мохнатое,
грубое.
И только эта мысль не давала уйти в забытье самому.
Олег не помнил и никогда бы не смог вспомнить, сколько
прошло времени до того, как что-то ударило в лицо. Он упал, ощутив лишь толчок,
не удар: вместо лица теперь был мерзлый камень. Рядом рухнуло нечто, похожее
скорее на замороженное бревно, чем на человека.
Сладостное тепло пошло изнутри, обволокло всего. Он
провалился в сладостный сон.
Было так больно, что Таргитай заплакал, еще не раскрывая
глаз. Все тело сотрясали корчи. Ему было зябко, холодно, он чувствовал себя
так, будто голого окунули в прорубь и выставили потом на ледяном ветру.
Издали донесся медленный раскатистый голос:
