Когда до земли осталось сажени две, Олег с облегчением
разжал руки. Предостерегающий крик Мрака хлестнул по ушам в тот миг, когда ноги
без плеска провалились в землю, что оказалась вовсе не землей…
Он поспешно раскинул руки, задержал дыхание. Его окунуло в
жидкую грязь с головой, а всплывал так медленно, что боялся остаться в глубине
навеки. Наконец удалось держать подбородок над колышущейся болотной жижей. На
голове была грязь, болотные травы, пахло гадостно, будто прямо на нем
разлагались лягушки.
Сверху хлестнуло по ушам, больно сдавило горло. Он ухватился
за волосяную петлю, прохрипел:
– За…да…вишь…
– У тебя горло луженое, – сказал сверху злой голос. – Такое
не передавить.
– Уже передавил…
– Повезло, что голова пустая. Иначе бы не вынырнул! Ты петь
не пробовал? А на дуде?
Оборотень спустился уже осторожнее. Мрак, несмотря на ношу,
ухитрялся проскакивать по кочкам, как-то находя их среди одноцветной жидкой
грязи. Впереди и с боков колыхался туман – неплотный, рваный. Сквозь разрывы
виднелись странные мясистые деревья, выворотни, вздыбленные из грязи корни. За
стеной тумана угадывалось движение, доносились квакающие звуки.
Отыскав место если и не сухое, то и не жидкую грязь, он
уложил и распеленал неподвижное тело. В лице певца не было ни кровинки. Глаза
закатились, синие губы прокусил глубоко.
– Как он? – спросил Олег.
– Это ты скажи.
Олег торопливо сменил листья, уже почерневшие, пропитанные
густой, как смола, кровью. Раны были страшные, но хуже того – края покраснели и
начали вздуваться. Когти или слюна зверя занесли яд. А как обезвредить его в
этом страшном царстве мертвых?
Оборотень если и не знал, куда идти, то чуял, а если не
чуял, то руководствовался правилом Таргитая: лучше идти, чем бежать, лучше
стоять, чем идти, лучше сидеть, чем стоять, лучше лежать, чем сидеть… Но ставил
все с ног на голову – скакал во весь опор, летел на Змее, только бы не стоять,
не сидеть, не лежать. Належится в могиле!
– Здорово, – сказал он с фальшивым воодушевлением. – Не лед,
уже не поскользнешься. Только вот жаб нету.
– Ты ж говорил, – напомнил Олег мстительно, – что жабы даже
в вирии скачут.
– Так то в вирии… Хотя жабы должны быть и здесь. Иначе какой
подземный мир?
– Это муравьи везде, – возразил Олег. – Знаешь, какие
глубокие норы роют? А жабы… могут быть, а могут и не быть. Про жаб в старых
книгах не сказано.
Язык отвечал сам по себе, а он едва живой пробирался через
заросли болотных растений, злился на доморощенного богослова. Нашел, когда затеять
диспут об устройстве мира! А тут захлебываешься грязью, за ноги что-то хватает,
в сапоги за голенище влезло нечто скользкое, юркое, кочки разламываются, ряска
рвется, впереди в грязно-сером тумане то и дело прячется широкая спина Мрака,
лишь сумрачно поблескивает в перевязи огромная секира…
Мрак брел все медленнее, Таргитай на широкой спине обвис,
руки болтались. Дыхание вырывалось из широкой груди оборотня с хрипами. Олег
хотел взять Таргитая, оборотень расстался лишь с мешком и перевязью с секирой.
Олег сочувствующе сопел: Мрак с секирой раньше не расставался. Явно идет из
последних сил.
– Мрак… это мара в глазах или впереди люди?
– В болоте? – не поверил Мрак. Подумал, сказал неожиданно
рассудительно: – Хотя, ежели подумать, то, обжившись, и здесь можно. Люди везде
живут. Ежели такие непривередливые, как я.
– Мы с Таргитаем видели, как живут наши пращуры.
Впереди в разрывах тумана проглядывали шаткие строения из
жердей. Одни торчали прямо из воды, другие чуть приподнялись над затхлой водой.
По мере того как невры настороженно приближались, из тумана проступали
сцепленные в одну линию выворотни, облепленные грязью, переплетенные длинными
болотными травами. На вздыбленных корнях сохла ряска, белели кости рыб и жаб.
За этой оградой вода была чище, хотя от гадостного запаха
уже звенело в ушах. Выворотни окружали сооружения из жердей кольцом, на иных
были воткнуты колья с черепами.
– Дрягва, – процедил Мрак.
– Откуда ведаешь?
– Разве не видно? Только они могут отвоевать у болота что-то
для себя.
Олег ахнул:
– Так они ж молодцы!
Он видел по злым глазам оборотня, что тот вот-вот напомнит
об их первой встрече с дряговичами, но Мрак лишь крепче стиснул губы. Это было
ново для Мрака, и Олег подумал удивленно, что оборотень тоже меняется,
становится терпимее. Признает, хоть и нехотя, что дрягва может такое, что не
под силу ни полянам, ни даже им, троим из Леса.
Мрак тут же нарушил мысли волхва:
– Разве ж люди станут тут жить? Да лучше удавиться. А жабам
да дрягве, что тоже жабы, только противнее, в самый раз.
– И все-таки живут, – сказал Олег негромко. – Мрак, можно
выступить супротив Ящера и красиво погибнуть, а можно и так, как дрягва… Не
перечат, но и в подземном мире живут по-своему. А ежели Ящер явится и размечет
их деревню, то уцелевшие все одно вылезут из топи и построят весь по своему
Покону. Для этого надо мужества не меньше. Только не нашего, хвастливого, а
настоящего.
Выворотень шатнулся под грузным телом Мрака. Вода пошла
тяжелыми кругами грязи. Выворотень осел, темные, как подземный мир, глаза
оборотня неотрывно шарили по строениям.
– Надо ли? – крикнул Олег безнадежно. – Обойти бы… Люди
везде таковы: унеси что с чужого двора – вором обзовут.
– Олег, – сказал Мрак строго. – Плакаться станешь – бог
дольше жить заставит!
– Нас опять…
– Они ж даже стражу не выставили. При нужде всех побьем и
потопим, не бойся.
– Да я не очень-то и боюсь… Набоялся уже.
– Вот теперь слышу мужчину, – крякнул Мрак. – А то обойдем,
минуем… Ты такой медленный, тебе надо успеть разъяриться, пока доберемся до
Ящера.
Раздвигая воду, теплую и почти чистую, подошли к стене из
жердей. Болотные травы надежно скрепляли жерди, связывали, щели забиты болотным
илом, верх подсох, снизу волны сгрызли, там торчали обглоданные концы.
– Эй, есть кто живой? – позвал Мрак. Поправился: – Есть кто?
Он поднялся по шаткой лесенке. Олег тревожно ждал, спина
Мрака была напряжена. Вода иногда начинала ходить кругами, из глубин пугающе
медленно поднимались огромные серебристые пузыри. Олег всякий раз шарахался, а
когда пузыри шумно лопались, пригибался, едва не нырял. Затхлый воздух
наполняло вонью.
– Можно подняться, – сказал наконец Мрак. – Ничего не
понимаю.
