Держась за руки,
мы вошли в здании суда.
«Ну вот,
докатились, уже ребятишек готовы засудить…» — пробурчал кто-то за нашей спиной.
Я обрадовалась,
что на случай, если меня выведут под локти, будет через кого привет Янтарному
передать: крикну в толпу погромче, а сочувствующие ему расскажут.
К нашему
удивлению, в зале было много народу. Казалось бы после стольких пожаров
сгоревшая прачечная давно должна быть забыта, но нет, скамьи заполнились
битком.
Мы заняли место на
передней скамье по левому ряду, как обвиняемая сторона.
Родственники
покойного хозяина прачечной — на скамье справа, как обвиняющая сторона.
Их было четыре
человека. Все, как на подбор, невысокие, плотные. Даже выражения настороженных
лиц у них были одинаковые. «Кругом обман» — в разных вариациях. Как я заметила
во время своих закупочных экспедиций по Отстойнику, люди именно с таким
выражением лица обсчитывали и обвешивали чаще всего, действуя, наверное, по
принципу: «Ну, раз кругом обман, то я первый обсчитаю, честному человеку иначе
не выжить среди этого жулья».
Их претензии к нам
должен был выражать обвинитель, который с крайне самоуверенным видом
прохаживался вдоль скамей, отшлифовывая последние гвозди, которые он собирался
забить в гроб нашего приговора.
За столом, в
высоком, обтянутом кожей кресле, расположился сонный судья, всем своим видом
показывая, что ему глубоко всё равно, он и не такое здесь видел. И это тоже
была игра, как мои манжеты и самоуверенный вид обвинителя.
Заседание
началось.
В Ракушке меня не
судили, слава Медбрату. Но и без этого я знала, что суды в Ракушке и в
Отстойнике проходят по-разному. Когда судья призвал всех к порядку и зал утих,
обвинитель приосанился и встал перед судейским столом. Прокурор на слушании
нашего дела, почему-то, не полагался.
Судья скучным
голосом призвал всех к порядку, сослался на то, что в его лице мы видим не
только правосудие и закон, но и фактически Медбрата и Сестру-Хозяйку в одном
теле, и поэтому должны проникнуться и трепетать. Потом назвал представителей
обвинения и представителей обвиняемых, разворошил бумаги, положенные на стол
обвинителем и велел начинать.
— Я, от имени
присутствующих здесь горожан, подавших иск, — встрепенулся
обвинитель, — обвиняю представительство города Ракушки в том, что оно
подстрекло, — тут он запнулся, чувствуя, что вышло коряво, —
совершило подстрекательство к поджогу прачечной господина Корня.
С нашей лавочки
взвился вверх Рассвет.
— Я попросил
бы уважаемого обвинителя изложить причины, повлекшие за собой столь серьезные
выводы, — с каменным лицом сказал он.
Как я поняла из
объяснений Профессора, в этом и заключалась судебная система в Отстойнике: две
стороны орали друг на друга до посинения, а судья слушал, и в заключение решал,
кто кого перекричал.
Принявший вызов
обвинитель сделал эффектную паузу и начал:
— Уважаемый
суд! В тот день всем нам прекрасно известная прачечная работала, как обычно.
Стирали и гладили вещи клиентов. Выводили пятна и крахмалили. Посыпали зимнюю
одежду порошками от моли. Разносили готовые заказы. И ничто — он снова сделал
паузу и, перейдя на патетический тон, продолжил, — ничто не предвещало
ужасной трагедии.
И сразу стало
понятно, почему зал битком: суд в Отстойнике заменял театр точно так же, как
Ряхины тараканьи бега — столичный ипподром.
— Когда, взяв
корзину со стопой чисто выстиранного и тщательно отглаженного белья, посыльный
отправился в представительство, он пошёл туда такой же, как был всегда: тихий,
вежливый, исполнительный работник. И даже в страшном сне нельзя было
представить, каким он оттуда вернётся! — выстрелил последним словом,
словно арбалетной стрелой, обвинитель.
Особо нервные
вздрогнули.
— У меня
вопрос к стороне обвинения, — тут же вклинился в паузу Рассвет, стараясь
испортить нужный обвинителю эффект. — Вы утверждаете, что обратно вернулся
невежливый и неисполнительный посыльный?
Однако обвинителя
так просто с трагически-повествовательного тона сбить было невозможно.
— Вот
именно! — с надрывом в голосе подтвердил он. — Вернулся не прежний
тихий посыльный, вернулся хитрый, коварный, замысливший недоброе злодей. И зло
свершилось! Запылала прачечная, в её огне погиб владелец заведения, погиб и сам
злодей. А семья владельца осталась без средств к существованию (вид у родственников
был далеко не бедствующий, но это обвинителя не смутило) и она требует, чтобы
те, кто ответственен за это, понесли наказание и возместили ущерб, —
закончил он неожиданно будничным, спокойным тоном.
— Желание
обездоленных законны и справедливы, однако на каком основании иск предъявлен
именно представительству Ракушки? — резко спросил Рассвет.
— А на том
основании, — вновь поднялся до трагических тонов обвинитель, — что
несчастный посыльный был явно орудием чужой воли. Кто-то направлял его, вложил
в податливую душу приказ сжечь прачечную.
— Всё это
так, — непочтительно прервал Рассвет обвинителя. — Но где
доказательства, что именно в представительстве посыльному сказали: «Иди и
сожги!» Чем не устраивала прачечная наше представительство? Даже из ваших слов
видно, что заведение это работало хорошо, стирало чисто и разносило бельё
вовремя?
— Это попытка
увести суд от сути! — завопил опытный обвинитель. — Какое нам дело до
того, как стирала бельё прачечная, когда у нас есть более веские
доказательства! Судите сами: посыльный понес бельё в представительство, а,
вернувшись, спалил заведение, в котором работал. Почему он сделал это не после
визита к господину прокурору, или к господину начальнику таможни, или к кому-то
еще? Нет, из представительства он вернулся, — и возразить на это нечего!
— Почему
нечего? — снова взвился, и справедливо взвился Рассвет. — Это очень
неубедительные доказательства! Потому что у меня есть свидетель, который
подтвердит, что посыльный уже пришёл в представительство, одержимый идеей поджога.
Этот свидетель
была, естественно, я.
Неприукрашенная
правда в Отстойнике интересовала всех меньше всего, а особенно беспристрастный
суд, поэтому мы тоже сочинили не менее захватывающую историю того, как было
дело.
— Пусть
говорит свидетель защиты, — милостиво разрешил судья.
Ему, по всему,
было интересно, как будет выкручиваться Огрызок, ведь чтобы объяснить поведение
посыльного, нужно предать огласке историю с найденным заклинанием — ведь не
одна умная голова догадалась, что так полыхнуть не магическим способом
прачечная просто не могла: она же, в конце концов, не лесосушилка какая-нибудь,
а заведение, где сыро уже только потому, что в нем стирают каждый день и вода в
таком месте всегда под рукой. А в Огрызке собирают заклинания, — это тоже
все знали.
