Велев мне присесть
на чурбачок, Ряха прихватил мешок и скрылся с ним в кустах.
Через мгновение он
вышел на полянку во всём своём великолепии, из одежды на нём красовались только
новенькие бойцовские плавки.
— Я несколько
разных заказал пошить, — объяснил он. — Смотри и говори, какие лучше.
Я добросовестно
осмотрела и Ряху, и его обновку.
Подумала.
— Неплохо, —
оценила первый экземпляр. — Только они, как бы сказать, узкие чересчур…
Был бы ты пониже, да не такой широкоплечий… Неплохо, но…
— Ладно, —
спокойно сказал Ряха, словно и сам это знал. — Наденем побольше.
Он снова исчез в
кустах.
Появился в других
плавках, более широких. Прошёлся по полянке туда-сюда, давая мне возможность
оценить вторую пару со всех сторон.
— Не-е,
Ряха, — скривилась я. — Первые лучше. Эти тебе слишком много
закрывают, прямо в косые мышцы упираются и талия исчезает сразу. Будь ты не
такой широкоплечий… Широкие плечи при узкой талии хороши.
— Дело
говоришь, — одобрил Ряха. — Ну а вот эти как?
И он снова
отступил в кусты.
А потом медленно
вышел, сдерживая ухмылку, потому что самое стоящее облачение приберёг на конец
представления.
— Ну-у-у,
совсем другое дело! — подтвердила я, осматривая его в паре номер
три. — Вот тут самое то, и не узкое, и не широкое.
— Я так и
понял, — прогудел Ряха, делая резкий выпад, словно сражая невидимого
врага. — Но всегда надо, чтобы кто-то свежим взглядом ещё посмотрел.
— Только… —
добавила я, сдерживая улыбку.
— Что
только? — насторожился Ряха.
— Только
таких замечательных плавок тебе придётся несколько пар заказывать, ведь нет
никакой гарантии, что восхищенные дамы не сорвут их с тебя и не раздерут на
клочки, на память.
— Смейся,
смейся, — проворчал Ряха. — От вашего племени человеку одни
неприятности и головная боль, но куда от вас сбежать, скажи на милость?
— Ряха — ты
вылитый Медбрат! — восхитилась я. — Плюнь ты на свою зазнобу, в таких
плавках все женщины Отстойника — твои!
— Тут дело не
в зазнобе, — солидно сказал Ряха. — Дело в принципе. И цвет
подходящий?
— Подходящий, —
подтвердила я. — Тёмно-красный, он очень с ореховой настойкой гармонирует.
— Тогда
намажь меня сейчас еще разок — и иди, — сказал Ряха.
С вторичной
покраской Ряхи в загорелый цвет я управилась быстро и вприпрыжку побежала в
Огрызок, изредка хихикая себе под нос. Вспоминала прошедшую примерку.
От моста до
Огрызка нельзя было пройти прямым путём по берегу реки, мешали дома, заборы и
заросли.
Надо было пересечь
пустырь, свернуть на узкую улочку и идти по ней до первого поворота направо,
чтобы попасть на дорогу, по которой мы ездили и ходили из представительства в
центр городка.
Погруженная в
собственные мысли, я неслась по улочке, зажатой с двух сторон каменными стенами
оград, и не сразу заметила, что дорогу мне кто-то преграждает. Спохватилась,
когда почти упёрлась в это нежданное препятствие.
Подняла глаза и
обнаружила, что почти всю улочку впереди занимает дама пышных форм и корзина с
лимонами, которую эта самая дама поставила на землю рядом с собой.
«Где-то я её уже
видела» — мелькнула мысль, мелькнула, да не вовремя, потому что эта дама без
всякого объявления войны перешла к нешуточным боевым действиям: съездила мне
кулаком по лицу ни с того, ни с сего.
Тут я её узнала:
это была та самая посетительница, что долбилась на днях в Лавку.
«Сумасшедшая!» —
подумала я ошарашенно, а руки-ноги-хвост уже действовали по отработанному
недавно плану и без всякого участия головы вознесли меня на ограду, где я и
уселась, по-прежнему находясь в состоянии полного недоумения.
— Вы
больны? — спросила я сверху.
Тут пышную даму
прорвало.
— Это кто
больной?! — грудным голосом прорыдала она. — Извращенцы! И чего этим
мужикам надо?! Кормишь, поишь его, ласкаешь, всё как у людей — нет, молоденькую
ему подавай, кобелю!
Пустынная улочка
вдруг стала оживлённой, на ней появились медленно бредущие неизвестно куда
прохожие.
А дама, колыхаясь
формами, охотно изливала своё горе на всю округу.
— Да ладно бы
просто было, как у людей полагается, так ведь нет, та-а-аким среди бела дня
занимались, глазам смотреть совестно!
Я же во время
этого монолога вдруг с ужасом почувствовала, что левый глаз у меня заплывает. И
пришла в ярость.
— Сама
дура! — объяснила я даме сверху.
— Только
спустись — второй глаз подобью, чтобы чужих мужиков не уводила! — посулила
дама.
— Благодарю
покорно, — отказалась спускаться я. — Мне и здесь неплохо.
Дама ещё немного
поругалась, кинула пяток лимонов, убедилась, что этим меня не спустить, а самой
ей на ограду никак не забраться, взяла корзину и пошла, продолжая сыпать
угрозами, но уже себе под нос.
А я, сидя на
каменной стене и глядя ей вслед, осторожно начертила на запылённой коже
голенища левого сапога заклинание, превращающее кислые лимоны в пресные. И
злорадно его прошептала.
Сгоряча хотела
сначала наградить её рогами, но сдержалась: и так в Отстойнике заклинания стали
играть слишком зловещую роль.
А всякому
известно, что Огрызок — склад заклинаний. Не снесли бы его во второй раз. А к
лимонам придраться нельзя. Мелочь, но приятно.
Вот я, наконец-то,
и познакомилась с Ряхиной грудастой подружкой, из-за которой весь сыр-бор и
разгорелся. Вторую его зазнобу я иногда видела в лавочках, когда покупки
делала, а кабачок этой стоял аж на другом конце городка, так я до него и не
дошла.
Зато она не
поленилась: вот кто, значит, шуршал в кустах, пока Ряха, надрываясь, приседал
со мной на шее, готовя себя к бою. А она решила, что это какой-то новый способ
любовного общения. Хи-хи-хи.
Я расстроилась: и
ради такой дуры Ряха на груди беспощадно волосы дерёт и плавки, как щеголь
перчатки, подбирает?
Потом вспомнила,
что не ради красивых грудей, а ради принципа, и немного успокоилась.
Хоть я и успела
чуть отклониться, но кулак Ряхиной пассии скользнул мне по лицу, бровь саднило.
Было ужасно неприятно. Я спрыгнула вниз и, прикрывая глаз ладонью, поспешила
домой.
Когда пришла в
Огрызок, как нарочно тут же столкнулась нос к носу с Профессором, не успев даже
до ближайшего зеркала дойти.
Глаза у начальства
расширились, Профессор резко отвёл мою руку и с ужасом воскликнул, глядя мне в
лицо:
