Алекс не знала, что ответить. Его мать – верховная жрица Андрасте! Тогда почему она так спокойно восприняла ее обман? Алекс вспомнила разряд, который она ощутила, когда прикоснулась к дереву, и то, как испытала спокойное чувство уверенности, когда вызывала благословение богини.
Ей вдруг подумалось: «Может, в этом мире действительно существует богиня, и она говорила со мной?»
Глава 9
Остальную часть дня между Алекс и Карадоком уже не ощущалось прежнего напряжения. Отчасти потому, что им сложно было оставаться наедине всю дорогу, другой же причиной было то, что Карадок просто перестал задавать вопросы Алекс. На исходе дня Боудикка отдала приказ армии покинуть тропу, которой они до этого следовали, и направиться в лес. Вместе со всеми остальными Алекс была занята тем, что вела свою лошадь и уклонялась от веток. Пока она боролась с густыми ветвями, у Карадока не было возможности возобновить разговор. Единственными его репликами в адрес Алекс были: «Осторожно, ветка!»
К тому времени, когда Боудикка распорядилась разбить лагерь, Алекс окончательно уверилась в том, что ноги у нее отнялись. После того как она сползла с лошади, ей потребовалась вся сила воли, чтобы не упасть тут же на землю. Все остальные спрыгивали с лошадей, проворно выбирались из повозок, а некоторые практически вприпрыжку шли к лагерю. Никого, казалось, не утомил длинный дневной переход. Алекс поняла, что ей не удастся свернуться клубочком где-нибудь в сторонке, не привлекая к себе внимания.
Люди работали усердно и без устали – разбивали лагерь, готовили ужин, правда, были необычно молчаливы. Алекс вызвалась помочь Миране и Уне устанавливать шатер Боудикки, в этом своем умении она была уверена, в прерии ей часто приходилось ночевать в палатке.
Во время работы рядом с девочками она спросила Мирану:
– Почему все такие тихие? Прошлой ночью было по-другому.
– Мы близко к Лондиниуму. Люди сегодня будут говорить тихо. Костров будет меньше. Мы не хотим, чтобы римляне знали, что наша армия рядом и что многие из них сегодня ночью спят в последний раз.
Алекс почувствовала дрожь при мысли о предстоящей битве и неизбежных потерях.
– Ты сегодня сияла.
Удивленная словами младшей девочки, Алекс улыбнулась Уне. Она не имела понятия, о чем говорит ребенок. Девочки всю дорогу ехали рядом с Боудиккой, и Алекс заметила, что Уна почти ничего не говорила. А если все же произносила два-три слова, ее голос был безжизненный и невыразительный. Но сейчас она выглядела оживленной.
– Я сияла? Когда? – спросила Алекс с улыбкой.
– Когда ты просила благословение богини сегодня утром. Ты дотронулась до дерева, и я увидела, что ты сияешь.
Слова девочки застали Алекс врасплох, она не ожидала ничего подобного. Она пыталась придумать, что ответить, когда услышала тихий голос Мираны:
– Мне ты не сказала, что видела, как Блонвен сияла.
Уна пожала плечами:
– А зачем мне тебе говорить? Ты тоже смотрела. Ты видела ее.
– Да, я видела, но только, как она окропила землю и говорила с богиней. Я не видела, что она сияла. Значит, это должна была увидеть только ты.
Глаза Уны, так похожие на глаза ее матери, расширились. Она сомкнула губы, дважды покачала головой, скрестила руки в жесте, похожем скорее на защитный, чем выражающий несогласие, и вышла из палатки. Мирана грустно вздохнула и взяла очередную шкуру, чтобы устроить еще одну постель.
– Не понимаю, – задумчиво произнесла Алекс, глядя на проем в палатке, через который только что исчезла Уна, и думая, должна ли она пойти за ней.
– Она видела, как ты сияла, когда богиня коснулась тебя во время ритуала. – Старшая сестра сказала это таким тоном, будто это все объясняло.
Теперь пришла очередь Алекс вздыхать.
– Это я поняла. У меня не укладывается в голове – почему это так расстроило Уну?
– Моя сестра больше не хочет верить в богиню, но она видела своими глазами, что богиня коснулась тебя. Значит, она есть и следит за нашим лагерем.
– Но почему это ее так огорчило?
Мирана оставила шкуры и повернулась к Алекс:
– Потому что эта богиня позволила римлянам избить маму и изнасиловать нас. Уне проще верить, что богини не существует, чем верить, что она могла допустить такое и не вмешаться.
Алекс почувствовала себя не в своей тарелке.
– Мне так жаль, что это случилось с вами, – тихо проговорила она, потому что не знала, как выразить свою печаль.
Мирана коротко кивнула и вернулась к своей работе.
– А ты, Мирана? – Алекс чувствовала, что должна спросить девочку. – Ты все еще веришь в богиню?
Мирана повернула голову и посмотрела не Алекс:
– Я верю, что мама отомстит за нас.
Ужин у костра королевы прошел в тишине, но вовсе не уныло. Пока Алекс ела свою порцию тушеной оленины, она размышляла над тем, что предчувствие чего-то необычного и воодушевление в лагере было таким сильным, что казалось осязаемым. Люди Боудикки были полны сдерживаемой энергии, от которой звенел воздух.
Королева лично следила за всем. Вечер плавно перетекал в ночь, Боудикка ходила по лагерю, разговаривала с мужчинами, женщинами, гладила головки детей. Своим спокойствием она вселяла в них уверенность во всем, что они делают и что им предстоит сделать. Алекс не переставала удивляться тому, насколько люди проникались ее духом и как они верили ей.
Обойдя лагерь, Боудикка вернулась к костру, с благодарностью приняла кубок меда и выпила напиток, а потом пригласила Карадока и Алекс сесть рядом с ней.
– У меня есть просьба к вам обоим, – сказала Боудикка.
– Конечно, моя королева, – отозвался Карадок.
Алекс кивнула, молча соглашаясь. Кто посмел бы отказать королеве?
– Я хочу, чтобы вы оба оставались с моими дочерьми во время завтрашней битвы. Охраняйте моих детей. Вот моя просьба.
– Я буду защищать их ценой моей жизни, – поклялся Карадок.
– Я сделаю все, чтобы защитить их, – поддержала его Алекс, жалея, что вместо кролика не захватила с собой автоматическую винтовку.
Боудикка улыбнулась:
– Спасибо, друзья мои. Я буду спокойна, если вы будете рядом с ними.
Ее рука нашла пустой круг на конце ожерелья, где должна была быть вторая часть медаль она.
– Катус завтра вернет мне это, и ожерелье моего мужа снова будет целым.
Наблюдая за королевой, Алекс увидела, что за ее словами кроется больше, чем желание вернуть кусочек бронзы. Она понимала, что королева говорит о единстве своей души, о той малой толике зла, которую она могла исправить. Боудикка не может вернуть невинность своих дочерей, она не в состоянии стереть зверство, которое пережили девочки. Она могла вернуть только одну часть сломанной мозаики и продолжать жить с тем, что ей осталось после всех ужасов, пережитых ее семьей.
